Джеймисон был явно собой доволен.
– Сейчас мы очень заняты, Джеймисон, – сказала я. – В другой раз как-нибудь.
– Конечно, конечно, – ответил он.
Он проводил нас к двери и подержал ее перед нами. И улыбался нам вслед, когда мы шли по коридору рука об руку. Полная бочка вранья. Мне пришлось дать этому гаду ползучему думать, что у меня есть любовник. Вляпалась. Теперь он еще всем и расскажет.
Филипп обнял меня рукой за талию, и я подавила желание его отпихнуть. Мы же притворяемся, значит, надо. Он засомневался в нерешительности, когда его рука натолкнулась на пистолет в кобуре.
В коридоре нам попалась одна из агентов по недвижимости. Она поздоровалась со мной, но уставилась на Филиппа. Когда мы миновали ее и стали ждать лифта, я оглянулась. Конечно же, она глядела ему в спину.
Должна признать, спина у него выглядела что надо. Она поймала мой взгляд и быстро отвернулась.
– Защищай мою честь, – попросил Филипп.
Я оттолкнулась от него и нажала кнопку лифта.
– Что ты здесь делаешь?
– Жан-Клод вчера не вернулся. Ты не знаешь, почему?
– Я не уходила с ним, если ты это имеешь в виду.
Двери лифта открылись. Филипп стал в распор, удерживая их рукой. В его улыбке, которой он меня озарил, было полно силы, чуточку зла и много секса. Хотела ли я, в самом деле, оказаться наедине с ним в лифте? Наверное, нет, но я была с оружием. А он, насколько я могла судить, без.
Я прошла под его рукой, не нагибаясь. Дверь за нами закрылась. Мы были вдвоем. Он прислонился к углу, сложив руки на груди, глядя на меня из-за черных стекол.
– Ты всегда так делаешь? – спросила я.
– Как?
– Позируешь.
Он чуть напрягся и снова расслабленно оперся на стену.
– Природный талант.
– Ну-ну.
Я покачала головой и стала следить за сменяющимися цифрами этажей.
– Что там с Жан-Клодом?
Я смотрела на него и не знала, что сказать. Лифт остановился.
– Ты мне не ответила, – негромко напомнил он.
Я вздохнула. Это была долгая история.
– Сейчас почти двенадцать. Я тебе все, что могу, расскажу за ланчем.
Он усмехнулся:
– Пытаетесь подцепить меня, мисс Блейк?
Я улыбнулась раньше, чем могла остановиться:
– Как захочешь.
– Может быть, – сказал он.
– Флиртуешь напропалую?
Он пожал плечами:
– Женщинам это нравится.
– Мне бы это нравилось больше, если бы я не была уверена, что с моей девяностолетней бабулей ты бы флиртовал точно так же.
Он скрыл смешок кашлем.
– Ты обо мне не слишком высокого мнения.
– Я очень критичная особа. Один из моих недостатков.
Он снова рассмеялся – довольно приятный звук.
– Может быть, я послушаю про остальные твои недостатки, когда ты мне скажешь, где сейчас Жан-Клод.
– Вряд ли.
– А почему бы и нет?
Я остановилась прямо перед стеклянными дверьми, ведущими на улицу.
– Потому что я видела тебя вчера ночью. Я знаю, чем ты занимаешься, и знаю, каким способом ты получаешь удовольствие.
Он потрепал меня по плечу:
– Я получаю удовольствие многими разными способами.
Я нахмурилась, глядя на его руку, и она убралась.
– Оставь это для других, Филипп. Мне оно не надо.
– Может быть, ты сменишь мнение за ланчем.
Я вздохнула. Мне приходилось встречать мужчин вроде Филиппа, красивых мужиков, которые привыкли, что бабы сразу пускают слюни. Он не пытался меня соблазнить, он только хотел, чтобы я созналась, что считаю его привлекательным. Если я этого не сделаю, он будет приставать и дальше.
– Сдаюсь, ты выиграл.
– Что я выиграл? – спросил он.
– Ты удивителен, ты великолепен. Ты один из самых красивых мужчин, которых мне случалось видеть. От подошв ботинок до обтягивающих джинсов, от плоского мускулистого живота до скульптурных линий лица ты прекрасен. Теперь можно нам идти завтракать и бросить эту ерунду?
Он приспустил очки на нос, глядя поверх стекол. Так он смотрел на меня несколько минут, потом водрузил очки обратно.
– Выбирай ресторан.
Он сказал это просто, без заигрывания.
Я подумала, не обидела ли я его. И подумала, не все ли мне равно.
Жара на улице ударяла в лицо твердой волной и охватывала все тело, как пластиковая обертка.
– Ты сваришься в своей куртке, – предупредила я Филиппа.
– Некоторые не любят смотреть на шрамы.
Я закатала рукав и показала ему левую руку. Шрам блеснул на солнце, выделяясь белизной на коже.
– Если ты никому не скажешь, я тоже не скажу.
Он снял очки и посмотрел на меня. По его лицу трудно было что-нибудь понять. Я только знала, что за этими темно-карими глазами идет какой-то процесс. Голос его был тих:
– Это твой единственный шрам от укуса?
– Нет, – ответила я.
Руки его судорожно сжались в кулаки и шея дернулась, будто его ударило током. По плечам, по рукам, по спине у него пробежала дрожь. Он завертел шеей, будто пытаясь от этой дрожи избавиться. Снова надел очки, придавая глазам анонимность. И снял куртку. Шрамы на сгибах рук выделялись бледностью на загорелой коже. Из-под безрукавки выглядывал шрам на ключице. Шея у него была красивая: толстая, но без бугров мышц, покрытая гладкой загорелой кожей. На этой безупречной коже я насчитала четыре группы укусов. И это только справа. Левая сторона была скрыта повязкой.
– Я могу снова надеть куртку, – предложил он.
Я, оказывается, пялилась на него.
– Нет, я просто…
– Что?
– Ничего. Это не мое дело.
– Все равно спрашивай.
– Зачем ты делаешь то, что делаешь?
Он улыбнулся, но улыбка была кривая, вымученная.
– Это очень личный вопрос.
– Ты сказал “все равно спрашивай”. – Я по смотрела на ту строну улицы. – Обычно, я хожу к “Мэйбл”, но нас там могут увидеть.
– Тебе стыдно появляться со мной? – спросил он, и в голосе его послышался шорох наждачной бумаги. Глаза его были за очками, но на скулах заиграли желваки.