Я пишу быстро, как только могу: «Да, но я не знаю кто. Открой».
Шум разворачиваемой бумаги.
— Ну, вот еще! Полный бред! Кусок мяса в целлофане! Что за глупость — заворачивать мясо как подарок! И что за глупость дарить мясо!
Кусок мяса?
В недоумении осведомляюсь: «Что за кусок мяса?»
— Ну, как для бифштекса, красный, с кровью, толстый. Надеюсь, это французское мясо. Знаете, лучше его выбросить. Отдадим собакам: не люблю я есть мясо, если его неизвестно кто принес. Кусок мяса! Нет, честное слово…
Я чувствую, как все мои нервы напрягаются. Кто-то не поленился прийти, чтобы подарить мне кусок мяса, не назвавшись и воспользовавшись отсутствием Иветт. Значит, этот кто-то хочет остаться неизвестным. Но в чем смысл этой шутки, если он вообще есть?
Или же мне хотят передать некое послание. Ребус, первым элементом которого является этот кусок мяса. Да, на лыжных курортах полно веселых шутников, которые с радостью подсунут трехмерные головоломки бедным скучающим калекам. Их оплачивает инициативная группа по созданию атмосферы отдыха. Задача выполнена, я больше не скучаю. Я, скорее, возбуждена.
— О, тут есть наклейка! — восклицает Иветт. — «Ваш мясник желает Вам приятного отдыха». Честное слово, в наше время ради рекламы на все пойдут!
Уф, вот загадка и разрешилась. За два года я исчерпала свой лимит приключений, и все, что выходит за рамки обыденного, способно вывести меня из равновесия, как говорит мой Психоаналитик.
Этот Психоаналитик — существо практичное: я могу брать его с собой повсюду. Однажды, когда мне действительно хотелось сдохнуть, я представила себе его. Высокий мужчина в белом халате, с соответствующей бородой, нечто среднее между Богом и Дедом Морозом, сидит в глубоком кожаном кресле и слушает меня внимательно и доброжелательно. Ведь с ним я могу говорить. Слова слетают с губ, как прежде. И еще я вижу. Я вижу его, я вижу окно за его спиной, синее небо, облака. И я двигаюсь. Я закидываю ногу на ногу. Я одергиваю юбку. Я шевелю пальцами в туфлях. А Психоаналитик отвечает мне, ободряет меня и просит меня не отчаиваться. Спасибо, доктор.
Иветт вырвала меня из мира грез, сообщив, что пора возвращаться, солнце уже садится. Если ее послушать, после захода солнца здесь страшнее, чем в Трансильвании: все неосторожные пешеходы рискуют замерзнуть насмерть или стать жертвами стад оборотней, наводняющих округу. Но, к счастью, мы будем в безопасности в нашем домике, перед жарким камином.
Приятно потрескивает пламя. Я чувствую легкую усталость. Вечер пролетел незаметно. Настало время для мышечной гимнастики, а потом Иветт затеяла игру в «Цифры и буквы». Я играю в блокноте. Иветт всегда выигрывает. Задаюсь вопросом, на что похож мой почерк, вернее, мой новый почерк, ведь мне пришлось заново учиться писать левой рукой, не имея возможности следить за собственными успехами. Бесконечные часы упражнений. Вначале Иветт, казалось, недоумевала. Но в один прекрасный вечер она воскликнула: «О, у вас получается! Я могу это прочитать! Вы хотите есть? Ну, ничего, еще не время».
Я улыбаюсь. Мне хорошо.
Наконец, после успешной проверки вкусовых качеств, мы поужинали тем самым бифштексом с отварной картошкой и вполне приемлемым вином. Иветт моет посуду. Звонит телефон. Поскольку я сижу возле столика, мне удается нащупать трубку.
— Ангел мой…
Тони! Радость охватывает меня, но тут же проходит: это не его голос. Зто тот же самый слащавый голосок, который я уже слышала сегодня днем.
— Ангел мой, ты его попробовала? Он был вкусный? Нежный, сочный? Такой же, как твое сердце?
— Кто это? — спрашивает Иветт.
— До скорого.
Он повесил трубку. Я корчу гримасу в сторону Иветт, чтобы показать, что не знаю, с кем разговаривала.
— Наверное, ошиблись, — успокаивает она меня. — Ну, пойду, приготовлю постель.
Пришлось специально оборудовать комнату, чтобы я могла существовать там без проблем. Кровать, противопролежневые подушки, ванна, перекладина, чтобы я могла подтягиваться и садиться… Настоящий дворец для инвалида.
Но кто это может быть? Ясно, что это не мясник, не славный толстяк с зычным голосом. Можно ли считать простым совпадением, что несколько дней назад я получила истеричное послание, подписанное «Д. Вор», в котором слово «ангел» казалось скорее оскорблением, что сегодня мне подарили кусок мяса, а потом позвонили и назвали «ангел мой»? Какова вероятность подобного совпадения? А если это не совпадение, значит, господин Вор идет по моим следам. Значит, он знаком со мной. Он знал, что я собираюсь здесь отдыхать. Он следит за мной.
И он страстным голосом называет меня «ангел мой». После несчастного случая люди постоянно говорят, что любят меня. Можно подумать, что, когда я могла нормально двигаться и выражать свои мысли, я наводила на них ужас.
Не нравится мне этот телефонный звонок, но что поделать?
После завтрака Иветт вывозит меня на главную улицу, где приступает к процессу закупок. Я чувствую себя императрицей, принимающей парад гвардии. Мы быстренько добираемся до мясной лавки, и Иветт припарковывает меня перед витриной. Ясно представляю себе, как я выгляжу между бычьей и кабаньей головами. Детишки с громкими криками играют в снежки. Это мило, но весьма опасно, и я боюсь… Бац! Так и есть, мне залепили снежком в физиономию. Маленькие бандиты убегают. Струйки талого снега стекают по моим щекам, по подбородку, я утираюсь здоровой рукой.
— Это не он! — восклицает Иветт, берясь за кресло. — Он понятия не имеет о том куске мяса. Ой, говорила я вам, не стоило его есть! Все эти гепатиты, бешеные коровы…
Перед моим мысленным взором возникает образ Иветт, совершающей дикие прыжки и издающей нестройное мычание.
— Что вы смеетесь? О, это вчерашняя дама, помните? Та, что из дома для инвалидов…
— Здравствуйте, дорогая мадам Ольцински, здравствуйте, мадемуазель Андриоли! — раздается высокий голос. — Надеюсь, вы окажете нам честь и выпьете с нами чаю сегодня вечером. В пять часов, хорошо? Рассчитываю на вас. Нам это доставит такое удовольствие.
Иветт ждет распоряжений. Я прячу улыбку и царапаю в блокноте: «Охотно».
— О, так вы можете писать, это же прекрасно! Тогда ровно в пять, договорились? Вас встретят возле бюро обслуживания туристов. До свидания!
Иветт бормочет что-то насчет людской бесцеремонности и довозит меня до маленького магазинчика. Там она застрянет минимум на четверть часа, у меня есть время насладиться солнышком.
Слева от меня тяжелое дыхание, шершавый язык лижет мои руки.
— Тентен, стоять! Он еще молодой, понимаете… Его нельзя брать в магазин, вам не помешает, если я его тут оставлю? — спрашивает очень нежный женский голос.
Молчание. Я ищу ручку, упавшую мне на колени. Женщина догадывается.