— Больше воды не хотите? — приветливо спрашивает Лорье.

Он меня сбивает! Машу рукой.

— Ладно, я вас на минутку оставлю. Постарайтесь отдохнуть.

О’кей, чао! Так на чем я остановилась? Ах, да: а) Если Вероник не украла у Жюстины портсигар, почему Жюстина утверждала обратное? б) принадлежал ли этот портсигар моему дяде? в) почему он находился у Вероник Ганс в то самое утро, когда она пришла в ГЦОРВИ, чтобы увидеться с кем-то, кому она должна была сообщить «нечто важное»? г) украла ли она портсигар у моего дяди? Если да, то мы возвращаемся к пункту а); д) дарил ли дядя тяжелый серебряный портсигар Вероник Ганс? е) неужели я переберу весь алфавит, а ответа так и не найду?

Мне надо поговорить с дядюшкой с глазу на глаз.

Хорошо было бы получить обратно кресло, тогда я смогла бы передвигаться. Пока что я кажусь сама себе старой тряпичной куклой, которую забыли на этажерке. Жандармы ходят взад и вперед, не удостаивая меня и словом. Эй, я здесь, я живая! Может быть, я стала невидимкой? Призраком. Как подумаю о напыщенной речи Вора, изображавшего дух… Но зачем? Почему?! Почему! Есть же какая-то подоплека у всего этого кошмара. Людей не убивают просто для забавы. Бомбы не бросают для развлечения. Он действительно хотел всех нас уничтожить? Или, согласно теории Жан-Клода, он просто пускает пыль в глаза?

Почему Тентен все время ходит за дядей?

Пытаюсь передвинуться на диване, приказываю этим проклятым ногам сдвинуться в сторону. Напрасный труд. А, есть идея: я цепляюсь за спинку здоровой рукой и пытаюсь подтянуться, напрягая кисть. Бах, неловко валюсь обратно на подушки. Интересно, на что я похожа, лежу тут, наполовину перевернувшись, с вывороченными ногами. Судя по всему, волнует это только меня.

12

Сколько же времени я так лежу, скорчившись, на этом диване? Может быть, Вор уже убил всех. Не шути с этим, Элиз. «Вор». Что это такое, «Вор»? Концепция. Абстракция. Олицетворение Зла. Невозможно даже представить себе существо из плоти и крови, достаточно сказать «Вор», это то же самое, что сказать «пугало». Не понимаю смысла этого спектакля в кухне. Жан-Клод прав: если бы этот тип хотел всех нас убить, это не составило бы для него труда. Ну и что тогда?

Ах, наконец, кто-то пришел! Кто-то падает на диван возле меня, со стороны моей плохой руки. Сейчас меня усадят. Нет, меня не усаживают, кто-то медленно дышит. Запах табака. «Житан», как у Тони. На мгновение представляю себе, что Тони решил сделать мне сюрприз и приехал.

— Вы должны понять одну вещь, — шепчет мне незнакомый голос, о котором я даже не могу сказать, женский он или мужской, — одну вещь: жизнь — это бутерброд с дерьмом.

Потом человек, курящий «Житан», встает. Шаги удаляются в сторону двери. Эй, постойте! Дверь закрывается. И я так и остаюсь лежать носом в подушках. Я совершенно не представляю, кем был этот таинственный посетитель. И не могу сказать, что его юмор ободрил меня. Как же эта цитата звучит полностью? «Жизнь — бутерброд с дерьмом, и каждый день вы откусываете следующий кусок». Еще один моралист! Ну, хватит, сколько мне я еще тут корячиться! Барабаню пальцами по стене. Снова дверь. Если это еще кто-то собирается произнести идиотскую цитату…

— Что это вы тут изображаете? Выставили трусы напоказ! — отчитывает меня Иветт.

Все нормально, я изображаю индюшку на диване. Иветт хватает меня и, кряхтя, усаживает.

— Замерзший жандарм начинает отогреваться, — говорит она. — Мы сняли с него промокшую одежду и надели пижаму Яна. Кстати, о Яне: учитывая холод, Лорье разрешил запереть его в доме. Его привязали к отоплению в столовой, смешно смотреть. Ваше кресло подняли, оно в порядке, хотите, чтобы вас туда посадили?

Сжимаю и разжимаю пальцы — это наш с Иветт условный знак, обозначающий «да», у нас полно подобных сигналов.

— Пойду, найду кого-нибудь.

Итак, неизвестный визитер имел возможность обозревать мои трусики. Надо полагать, это его не слишком развеселило. Тем не менее я надеюсь, что не это грустное зрелище вдохновило его на такие рассуждения о жизни!

Иветт возвращается с Морелем, и они вдвоем усаживают меня в любимое кресло. Любовно ощупываю подлокотники, колеса. О, милое кресло, какое счастье вновь обрести тебя, твои хорошенькие кнопочки, твой запах стали и больницы! Ты — стремительный жеребец, на котором я гарцую по миру, теперь одинокий ковбой Элиз снова может отправиться на поиски приключений! Пользуюсь возможностью врезаться в ноги Мореля, который не решается вскрикнуть. Старея, я становлюсь шутницей. Вот подождите, доживу до болезни Альцгеймера, тогда повеселимся!

Иветт довозит меня до столовой. В игровой по телевизору идут мультфильмы. Я слышу, как смеется Клара.

— Мадам Реймон и Франсина пошли подсчитывать убытки, — сообщает Иветт. — Ну как, бригадир, приходите в себя?

Мужской голос бурчит:

— Понемножку.

— Сделаю вам еще грогу.

Я бы тоже с удовольствием выпила грогу, мне холодно. Поднимаю руку, но Иветт меня не замечает. Бригадир Дюпюи сморкается и чихает каждые десять секунд. В камине потрескивает огонь. Приближаюсь к очагу. Приятное тепло, приятный успокаивающий запах. Иветт возвращается с грогом и снова деловито убегает. С завистью вдыхаю запах горячего рома.

— О, ты здесь! Мы тебя искали!

Дядя.

— Вроде бы в комнате Жюстины все на месте.

Конечно: трудно представить, чтобы Вероник что-то украла, а жандармы, обыскивавшие тело, ничего не нашли.

— Я видел твой портрет — замечательно! И портрет Леонара — очень впечатляет. И фотографии симпатичные, кто это снимал?

— Какие фотографии? — спрашивает Жюстина.

— Что значит «какие фотографии»? Те, которые ты пришпилила над кроватью.

— Я не пришпиливала никаких фотографий.

— Да? Ну, может быть, Иветт или мадам Ачуель. Там Элиз, сидящая в своем кресле на террасе и перед окном в гостиной, за занавеской… очень художественный снимок. И рыженькая девушка со скакалкой.

— О чем ты рассказываешь? — недоумевает Жюстина.

— И скадрировано весьма удачно. Я не знаю, кто эта рыжая девушка, довольно хорошенькая, лет двадцати, с роскошными волосами. Но взгляд у нее странный…

— Магали… — бормочет Жюстина. — Фотография Магали над моей кроватью?

— И Элиз тоже, я только что сказал. Очень четкие, явно сняты с приближением.

Моя фотография на террасе. Моя фотография за окном. Перед тем, как нападать, он меня фотографировал. И потом вывесил эти снимки у Жюстины, зная, что она не может их увидеть. Но Леонар, он-то что? Ручку.

«Леонар видел эти снимки?»

— Откуда я знаю! — возмущается дядя.

— Что она написала? — спрашивает Жюстина.

«Спроси у Леонара».