Лулу сочла, что цветочная композиция негармонична.

А потом весь рисунок показался ей невзрачным, унылым и посредственным.

Почему акварельные цветы выглядят так безжизненно? Где богатая палитра оттенков и текстуры? Как же Лулу так оплошала?

С расстояния никто не заметит оплошностей. Рисунок небольшой, и, когда его поместят в рамку, все недочеты скроются. Но Лулу будет по-прежнему знать, что они существуют.

То, что несколько дней назад казалось ей хорошим, теперь не выдерживало никакой критики.

Лулу схватила рисунок и принялась рвать его на кусочки — до тех пор, пока стол не оказался засыпанным разноцветными обрывками акварели.

С глухо стучащим сердцем она смотрела на них и улыбалась, ощущая себя свободной.

Нет, она не будет заниматься в Университете искусств ботаническими эскизами. Она пойдет в этот университет затем, чтобы выяснить, на что способна.

В мгновение ока она убрала акварели и портфолио со стола и положила на него старый отцовский альбом для зарисовок. Он был раза в два больше ее этюдника и изрядно потрепан.

Лулу улыбалась, просматривая старые зарисовки, которые видела еще ребенком. Пружина, соединяющая листы, была почти сломана. Лулу перевернула очередную страницу, и из альбома выпал листок.

Взяв его, она беззвучно ахнула. Это был не рисунок и не эскиз, а знакомый лист тонкой почтовой бумаги, исписанный бледно-синими чернилами.

Письмо матери.

Ноги отказались слушаться ее, и Лулу опустилась на пол у стола. Она никогда не видела этого письма прежде.

Почерк был тонким и неровным, но энергичным и быстрым.

Вздохнув, она прочла письмо, затем принялась вглядываться в строки снова.

«Нас теперь осталось только четверо. Сегодня ночью мы уже трижды перебирались на другое место, перетаскивая пациентов. Мы торопимся, но военные действия разворачиваются быстрее. Жители деревень сбежали в горы.

Мы так устали, что не можем идти дальше. Поэтому сидим на месте и ждем неизбежного. Нет сил разговаривать.

Как вы там, в Кингсмеде? Наверное, ты работаешь в саду, а Лулу рядом с тобой? Или наполняешь мир красками и светом в счастливом доме, который я оставила? У вас сейчас лето — должно быть, очень красиво.

Однажды ты сказал мне, что наша жизнь — это величайший дар, самое драгоценное приобретение. Слишком драгоценное, чтобы впустую тратить его на то, что не вызывает ответного чувства в душе. Ты был совершенно прав, как и всегда. Я смотрю на фото, которое ты прислал мне со дня рождения нашей маленькой дочки, и мое сердце разрывается.

Мне очень тяжело, но члены команды ждут, что я вызволю их из беды.

Ты единственный человек, которому известно, что я никогда не взялась бы за то, чем занимаюсь в этих суровых условиях, не зная, что вы оба дома и в безопасности.

Вы моя душа, мой тыл. Без вас я не смогла бы найти силы просыпаться каждое утро, работать и помогать этим людям. Без вас у меня, вероятно, ничего не получилось бы. Вы, и только вы придаете мне сил, но я знаю, что вам нелегко.

Кто-то оставил в клинике томик стихов. Я выписываю несколько строк: «Не удерживайте тех, кого любите. Если они предназначены вам судьбой, они вернутся. Если не вернутся, значит, не судьба».

У тебя хватило сил, чтобы отпускать меня снова и снова.

Это письмо останется в моей полевой сумке. Если со мной что-то случится, кто-нибудь отправит его тебе. Поцелуй за меня нашу маленькую девочку. Всегда помните, что я люблю вас обоих».

Подписи в конце письма не было, лишь едва заметный росчерк пера, будто Рут что-то хотела дописать, но ее прервали.

Сбоку, рядом со стихотворной цитатой, отец Лулу приписал: «Автор Халиль Джебран».

Откинувшись к стене, Лулу расплакалась.

Рут Тейлор Гамильтон держала этот листок бумаги дрожащими от усталости и страха руками. Рут хотела, чтобы ее муж и дочь знали, что она думает о них, ожидая, когда местная армия придет и выведет ее, докторов и пациентов из окружения.

Не поэтому ли отец Лулу вынул этот листок из коробки с письмами и положил его между страницами этюдника, который постоянно был рядом с ним? Он не хотел забывать об их великой любви, ради которой пожертвовал своим благополучием. Такая любовь стоила многого риска.

Закрыв глаза, Лулу глубоко вздохнула.

Отец пожертвовал собственным счастьем, чтобы у ее матери всегда был надежный тыл и дом, куда она могла вернуться.

Он снова и снова отпускал Рут, надеясь, что она вернется к нему.

Он знал, что они предназначены друг другу судьбой.

Он понимал, что их любовь способна разбить им сердца.

Отец Лулу не разводился с Рут потому, что его жене нужна была семья.

— Лулу, что с тобой? — В студию вошла Эмма и обеспокоенно посмотрела на нее. — Что произошло, девочка?

— Она провела столько времени в командировках, а он был так одинок… — Лулу сглотнула. — Я всегда думала, что он сожалеет о том, что женился на женщине, не желающей жить с семьей. Но я ошибалась. И только сейчас это поняла. — Лулу уставилась на лист бумаги, зажатый между пальцами, и моргнула, прогоняя слезы, чтобы лучше видеть поблекший текст письма, написанного так давно. — Какой же дурой я была. Он настолько любил ее, что не хотел удерживать. И это несмотря на то, что страдал. Их любовь была драгоценным даром. Теперь я это осознаю.

— Конечно, ты права. Они были две стороны одной монеты. — Эмма повернулась, чтобы посмотреть на портрет Рут Тейлор Гамильтон, висящий над камином. — Достаточно взглянуть на эту картину и сразу поймешь, как твой отец относился к ней. Он был умен, Лулу, и очень любил твою мать. Он понимал, что Рут никогда не будет довольна размеренной работой в Кингсмеде. И решил пойти на жертву, чтобы сделать ее счастливой. Каждый раз, когда она уезжала из этого дома, его душа разрывалась. Но их любовь помогала ему выживать в разлуке. Любовь помогала им обоим. Я знаю, что она испытывала к нему те же самые чувства. Они обожали друг друга. — Эмма взглянула на Лулу, наклонив голову и улыбнувшись: — Почему мне кажется, что такая любовь суждена не только твоим родителям? Я права?

Лулу выпрямилась, смахнула слезы и уставилась в окно на светлеющее небо.

— Я люблю Кайла Манроу и не хочу его терять. Он очень нужен мне, но я понимаю, что должна отпустить его, даже если это разобьет мне сердце.

Эмма шумно глотнула воздух, затем схватила Лулу за руки:

— Тогда иди и признайся ему в этом, иначе будешь жалеть до конца своих дней. Иди! И как можно скорее. Я закрою дом и последую за тобой вместе с Беллой. Иди же! Беги! Должно быть, он еще не уехал.

Глава 12

Крутя педали велосипеда, Лулу молила о том, чтобы застать Кайла на месте. Рукава ее старого свитера, в котором она рисовала, раздувались от порывов холодного ветра.