— Не бойся, Граев. Пресс-конференцию созывать не стану… Без железных доказательств только хуже будет. Пройдет как утка — потом вообще ничему на эту тему не поверят…
…Граев смотрел вслед удаляющемуся доктору и немного ему завидовал. Марину не надо было приходить к вдове и заявлять ей: «Вы уж извините, но ваш муж стал оборотнем, животным, хищником, потерявшим последние остатки человечности. И вашего сына убил он. Зубами. И еще многих убил. И пристреливший его человек сделал доброе дело». Не поверит…
Косвенные факты, пусть и идеально ложащиеся в схему; доказательства, наверняка бесследно канувшие за бронированной дверью лаборатории; эмоциональные выкладки Марина — мало, слишком мало, чтобы убедить любящую женщину. Больше года она не верила, что ее муж — убийца… Не поверит и теперь. Ладно, найдем ей доказательства… Граев понял, как и почему убили тварь, когда-то бывшую Колывановым.
Оставалось узнать кто.
Смущало быстрое и решительное устранение Костиковой.
Надо понимать, убрали ее сразу, как поняли, во что превратился экс-бизнесмен, и установили, какую роль тут сыграла лаборантка. Убрали те, кому эта тема давно и хорошо знакома. И начали охоту на Колыванова.
Но серьезные конторы уже не те, что прежде, и такая торопливая и безжалостная рубка хвостов для нашего времени никак не характерна… Самодеятельность низов?
И еще: эти люди уж смогли бы изыскать возможность и отлить настоящие серебряные пули к серьезному оружию, а не заряжать дробовик тем дурацким припоем…
Похоже, Граев, ты опять пытаешься втиснуть один икс в две разные формулы…
Позвонив майору Мельничуку, Граев уже примерно знал, что услышит. Но хотел узнать подробности. И то, как к этому отнесся майор.
Мельничук говорил с ним сухо, без комментариев: повторное вскрытие нашло у Колыванова весьма редкую инфекционную болезнь, нарушающую функции мозга; гибель его — самоубийство, никто другой застрелить его под подобным углом не мог; дело закрыто, тело Колыванова кремировано — завтра можно забрать прах для погребения…
— Ты сам в это веришь? — выслушав, спросил Граев. Майор ничего не ответил — молчал в трубку. Не мог он в это верить, слишком хорошим был профессионалом, чтобы проглотить такую шитую белыми нитками версию.
— Откуда пришло указание о закрытии дела? — спросил Граев, не уверенный, что услышит ответ.
— С Литейного… — ответил майор коротко. — И прямое предписание: никакого содействия тебе или «Бейкер-стриту», если будете продолжать попытки копать в этом направлении…
А ведь это хорошо, если вдуматься. Если бы собрались жестко зачистить и Граева, не стали бы возиться и ставить такие препоны.
Уверены в себе, гады…
— Ты не в курсе, Дима, случайно, какой был у Колыванова газовик?
— Случайно в курсе. Три дня назад достал из сейфа и сдал в милицию, в связи со смертью владельца. Ружье-то, как вещдок, давно забрали… Пистолет у него был. Отечественный, ижевский, модель…
— Подожди, подожди, Дима! Дай попробую угадать… Та самая, одна из первых, которые клепали из боевых ПМ. Загоняли в ствол латунную трубку-вставку с перегородками, в ручку — новую обойму на 7 мм, и пожалуйста — готов газовый пистолет… Угадал?
— Ну да, только при чем тут это?
— А вот посмотри. — Граев протянул продолговатый предмет.
— Хм. Обойма. Пистолет Макарова. — Воронин выщелкнул пару патронов, повертел, вставил обратно. — Патроны боевые, 9 мм, стандартные, довольно свежие…
— Ага. А нашел я ее на даче Колыванова. В тайничке. Показалась одна дощечка не такой гладкой, как остальные. Выбить латунную вставку из ствола может любой слесарь-дилетант. И, вставив эту обойму, получаем вполне боевое оружие. Нарезка будет сбита, но метрах на десяти, а то и на двадцати особой роли это не сыграет. Теперь такие вещи прикрыли. Стали ставить новые стволы. Целиком из хрупкого силлумина. Выводы?
— Ну… боялся кого-то… хотел оружие самообороны помощнее. Опасался… Значит… Подожди, подожди…
Дима отдал обойму Граеву, протиснулся мимо стола к шкафу, стал рыться в бумагах — а тот снова вспомнил их визит на место гибели Колыванова: вот Воронин боком, так же, как сейчас, протискивается через кусты, а руках его крест, топор и лопата. Топор и лопата…
— Смотри! То-то у меня в голове свербило про эту странную болезнь генерального… — Воронин раскрыл перед Граевым папку.
Личное дело Раевского, коммерческого директора. Главного заговорщика. Бывшего друга Колыванова.
— Смотри, Граев! У Раевского сестра два года назад работала в МАПО, на кафедре токсикологии. Специализация — сложные органические яды. Это Потапов накопал и в дело подшил — до своего ухода, месяцев восемь-девять назад. А я сдуру не обратил сразу внимания. Ты представляешь, как может удружить братцу спец такого профиля? Тут никакой пистолет не поможет. Кап-кап в кофе… Элементарно.
— Представляю… А где сейчас сестричка?
— Год назад уехала по контракту в Швецию…
Ну прямо подарок судьбы, а не версия. Кем-то заботливо подложенный под елку подарочек. Потенциальная сообщница за границей, потенциальный отравленный кремирован, потенциальный отравитель будет все отрицать с пеной у рта, дрожа за свою шкуру, — а веры ему теперь никакой.
Интересный документ заготовили и подсунули в свое время Потапову. Уводящий ох как далеко от псевдо-ВИРа…
Но делиться своими размышлениями Граев не стал.
— Меня два-три дня не будет. Поверчусь поплотнее в Александровской. Если у Раевского там были какие-то дела в прошлом мае — попробую раскопать. Мобильник отключу, буду сам звонить в офис.
На самом деле Граев собирался заняться там несколько иным делом… Выйдя из «Ориона», он вспомнил, что не спросил Диму о результате внепланового поиска «жучков».
А тот не сказал ни слова.
Правую ладонь Граев с трудом удерживал в горизонтальном положении, а пальцем левой гонял по ней кучу самых мелких монеток — реквизит для этой сцены ему пришлось собирать по карманам всех своих плащей и костюмов.
Пиджачная пара, купленная лет пятнадцать назад и успешно прошедшая все стадии от выходной одежды до спецовки для грязных работ; стоптанные штиблеты; засаленная кепка — весь наряд Граева был выдержан в одном стиле и вполне соответствовал помятой и покрытой трехдневной щетиной физиономии.
Граев ничем не выделялся среди определенной категории местных жителей — вроде и не бомжей, имеющих и паспорта, и свои дома с участками, но работать патологически не желающих. А желающих распивать напитки различной градусности, деньги на которые добывались случайными заработками и продажей выращенного женами на огородах да уворованного с совхозных полей.