– Навсегда?
– Боюсь, в ближайшие годы старая добрая Англия будет для меня очень неуютным местом… – произнес доктор с горькой усмешкой. – Хотя как знать… Ни от чего нельзя зарекаться в этой жизни, друг мой Джим. Ты проводишь меня?
– Конечно же, доктор. Вы попрощались со сквайром?
– Он… Видишь ли, он сегодня в настроении, не способствующем прощаниям.
Развивать скользкую тему мы не стали. И без того все в деревушке судачили, что в последнее время пьет сквайр сильнее обычного. Гораздо сильнее… А когда такие слова говорят трактирные завсегдатаи, сами подверженные маленьким слабостям и склонные прощать их другим, – это значит, что дело и впрямь серьезно.
Я с Трелони не виделся очень давно. И никаких дел с ним иметь не желал.
Доктор взял с кресла свой плащ – каким-то странным, неловким движением… Я понял вдруг, что все сегодня он делал левой рукой. Хотя никогда не был левшою…
– Вы ранены, доктор? – спросил я, помогая Ливси справиться с застежкой.
– Пустяк… Старине Смоллетту на острове досталось значительно сильнее.
Вот как… Значит, он не просто потратил свою долю сокровища на… в общем, на бессмысленное дело, но и подставлял себя под пули или клинки… Ну и чем он после этого лучше Бена Ганна? Тот хотя бы три недели чувствовал себя королем…
Когда он надел шляпу, я заметил, какой потрепанный на ней галун, и спросил:
– Доктор, может быть вам нужны деньги?
– Ого… Ты делаешь успехи, мой мальчик… Научился иронии…
Не знаю уж, что он расслышал в моих словах… Я спросил от чистого сердца.
– Я не понимаю вас, доктор. Это значит да или нет?
– Это значит, что денег на дорогу до Франции мне вполне хватит. Спасибо, Джим.
На что он думает жить в чужой стране, я не стал спрашивать. Честно говоря, немного обиделся.
…Удаляющийся стук копыт затих в ночной тишине. С тех пор с доктором Ливси я больше не встречался. Надеюсь, что он ведет во Франции жизнь более размеренную и спокойную, чем до сих пор, и когда-нибудь получит возможность вернуться на родину. И мы с ним встретимся, и сядем вместе у пылающего камина, закурим трубки – и не торопясь, со вкусом вспомним те странные и страшные события, в которых нам довелось принимать участие.
Сквайр Трелони умер спустя полгода после отъезда Ливси. На похороны я не пошел.
Лауданум, по совету доктора, я пью перед сном до сих пор. Но, вопреки совету, был вынужден понемногу увеличить дозу. Гровс, ничего не спрашивая, теперь выставляет на прилавок не один, а два пузырька…
Помогает лекарство лишь отчасти: бессонница не мучает, но до сих пор мне снится по ночам проклятый остров и волны, с шумом разбивающиеся о его прибрежные утесы.
В своем сне я иду прочь от берега, увязая ногами в песке, и вижу впереди старый «Адмирал Бенбоу» – такой, каким он был, когда на пороге появился пират с сабельным шрамом на щеке…
Они все там.
Призрачные, бесплотные, колеблющиеся как марево…
Пью сидит за столиком у самого входа, и что-то недовольно бормочет себе под нос, ни слова не разобрать… Но сидящий рядом О′Брайен, похоже, все понимает, и согласно кивает плешивой головой, разрубленной почти до подбородка.
Билли Бонс на своем излюбленном месте, во главе большого стола, перед ним лежит обнаженный катласс, он, наверное, пытается рассказать одну из своих пиратских историй, но посиневшие губы шевелятся беззвучно и ни звука не раздается…
Старый Редрут сидит один, на отшибе от прочей компании, смотрит в угол, кривя рот и шевеля густыми седыми бровями.
Недавно к ним присоединился Сильвер. Иногда я пытаюсь его расспросить, узнать, как и отчего он умер, и почему у него на плече Капитан Флинт, ведь эти птицы живут триста лет… Но наш бывший кок ничего не отвечает, лишь ласково улыбается мне, он замечательно умеет улыбаться, когда захочет…
Я встаю за стойку и наливаю ром всем, кто пожелает, а желают все… Ром отчего-то алый, как кровь. Когда его пьет Хендс, напиток вытекает из дыры, пробитой тесаком в его груди, зрелище неприятное – кажется, что он снова и снова истекает кровью, как в ту злосчастную для него ночь… Но старина Израэль не расстраивается, да и я со временем привык.
Они пьют свой кровавый ром, но не пьянеют, зато становятся все более реальными, осязаемыми… Голоса звучат все слышнее, можно разобрать каждое слово.
Потом Бонс затягивает свою любимую песню:
Пятнадцать человек на сундук мертвеца.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Пей, и дьявол тебя доведет до конца.
Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Все начинают подпевать – шумно, громко, стараясь переорать друг друга, и даже попугай пытается присоединиться к хору, крича и громко хлопая крыльями.
И тогда я просыпаюсь, и вскакиваю с постели, и тянусь за новой порцией лауданума, а в ушах продолжает звучать песня мертвецов и перекрывающий ее хриплый голос Капитана Флинта:
– Пиастры! Пиастры! Пиастры!
Санкт-Петербург ноябрь-декабрь 2011
Один из первых читателей нашего исследования высказал попрек: дескать, расшифровка библейских имен дана далеко не для всех персонажей, и приводится лишь в тех редких случаях, когда ею можно подтвердить далеко не бесспорные логические построения. С первой частью этого утверждения спорить трудно, но причина такой избирательности лишь в нежелании загромождать текст лишними доводами, доказывая и без того очевидное.
Однако претензия прозвучала, и вот ответ: ниже разобраны все библейские имена хоть сколько-нибудь значимых персонажей «Острова Сокровищ». Остальные имена (Уильям, Ричард, Джордж и т. п.) к Библии отношения не имеют, они либо греческого, либо древнегерманского происхождения.
Бен
Имя Бен, Бенджамин (в русском переводе Библии – Вениамин) мы уже рассматривали: в переводе с древнееврейского оно означает «везунчик», «счастливчик», «сын правой руки»… Вот везунчик Бен Ганн и откопал золото. Но вот что интересно: из сокровищ Флинта ему почти ничего не досталось, доктор Ливси в нашей версии расплатился с Сильвером как раз из доли Ганна. Если Бен и в самом деле происходил из шотландского клана Ганнов, то как мог Ливси столь несправедливо обойтись с земляком? Мог. Земляк земляку рознь… Ганны – один из двух влиятельных кланов горной Шотландии, отказавших в поддержке Карлу Эдуарду Стюарту. Ганны даже не ограничились нейтралитетом, прямо выступили на стороне короля Георга. Стали в глазах убежденного якобита Ливси изменниками. По шотландским понятиям о чести, клан отвечал за действия любого своего члена, а тот – за весь клан, плевать, что проторчал три года на острове.
В общем, с именем Бену Ганну повезло, а с фамилией – не очень.