«Зачем сообщать об открытии?» — спросил кто-то. Зачем говорить об этом кому бы то ни было? Правду знали только они четверо, а как только они сдадут отчет об экспедиции, больше никто заниматься изысканиями в этом районе не будет. Можно вернуться в Москву, пожить своей жизнью пару лет, а потом вернуться и заняться добычей самостоятельно. Все они обогатятся.
Савич сошел с реактивного «Ила» в аэропорту Елизово Петропавловска-Камчатского, улыбаясь при мысли об их тогдашней наивности. Академик Страхов позволил им продолжать в том же духе час-другой, после чего вернул их на землю. Он не говорил им, что так поступать неправильно, потому что даже уважаемый ученый не мог обуздать свою алчность. Но он прекрасно осознавал, что все их мечтания — праздные иллюзии. Ему потребовалась всего пара слов, чтобы объяснить, почему им никогда не позволят вернуться на Камчатку, а если и позволят, то вчетвером им ни за что не добыть достаточно минерала, чтобы это существенно сказалось на их жизни. И дальше растолковал им, как устроены мировые рынки на самом деле и почему им ни за что не продать то, что они добудут из недр. Страхов быстро остудил их пыл и угасил их надежды. Даже водка показалась им обычной водой.
Именно в это время дождь и пошел снова, вспомнил Савич. Страхов погасил их шипящий газовый светильник, и несколько минут все лишь молча слушали, как дождь барабанит по брезентовой крыше палатки, а потом забрались в спальные мешки. И наверняка все до единого продолжали раздумывать о возможностях, погружаясь в сон. Прошло много минут, прежде чем все ровно задышали во сне. Все, кроме него. Он интуитивно понял, что, если внести в план еще один дополнительный элемент, он непременно сработает. И этот элемент — время.
Они заглядывали лишь на годы вперед. Он же знал, что пройдут десятилетия, прежде чем кто-либо сможет вновь оказаться здесь. Никто не сможет вернуться, пока не рухнет все коммунистическое правительство и на Родине не укоренится капитализм. Быть может, им и в голову такая возможность не приходила, но Савич уже знал, что это неминуемо. Пропаганда не укоротит очереди за хлебом и не произведет автозапчасти, а со временем руководство перестанет и дергаться. Он предсказывал тихое обрушение, а не революцию, но рано или поздно Советский Союз развалится под бременем собственной неэффективности. Если к тому моменту удастся добиться положения, то все сложится само собой.
И был еще один компонент, который не пришел в головы остальным: что Савич не собирается делиться будущим богатством с кем бы то ни было.
Вертолет за ними должен был прилететь только через четыре дня — времени для приведения плана в действие более чем достаточно. Им предстояло обследовать участок площадью шестьдесят квадратных километров, и с момента прибытия пять недель назад они были представлены самим себе. Прилетев из Петропавловска-Камчатского, «стрекоза» будет прочесывать квадрат, пока они не выстрелят из ракетницы, обозначив свое местонахождение.
Савичу нужно было, чтобы команда отошла от места находки как можно дальше, но Страхов наверняка захочет оставаться на месте до прибытия вертолета, чтобы похвастаться открытием и насладиться славой. Чтобы заставить их уйти, требуется оружие; за его отсутствием Савичу надо было действовать без промедления, чтобы убраться с этого места подальше.
Он лежал в своем спальнике без сна еще пару часов. Ждать его заставляло вовсе не чувство вины или угрызения совести. Он просто хотел, чтобы остальные заснули как можно крепче. Он поднялся в четыре — самый темный час ночи — и при свете миниатюрного фонарика открыл санитарную сумку. Содержимое ее было довольно примитивным: бинты, антисептики, кое-какие антибиотики и полдюжины шприцев с морфином.
Мошка была здесь настолько вездесуща, что никто уже не утруждался отмахиваться от нее или обращать внимание на укусы. Каждый был искусан настолько, что руки, лодыжки и лица были буквально испещрены красными волдырями.
Савич выпустил морфин из одного шприца на землю и вытянул поршень, чтобы заполнить цилиндр воздухом. Михаил был самым крупным в поисковой партии — массивный украинец, однажды ставший чемпионом Киева по борьбе. Всаживая шприц Михаилу в горло, в мягко пульсирующую сонную артерию, Савич ровным счетом ни о чем не думал. Он медленно нажал на поршень, посылая смертоносный пузырек воздуха в кровеносное русло бывшего борца. Михаил настолько привык к укусам мошки, что даже не почувствовал укола. Выждав несколько секунд, пока пузырек вызовет закупорку сосудов мозга, Савич выдернул шприц. Повторил ту же процедуру еще дважды. Сопротивление оказал лишь старик Юрий Страхов, оставленный напоследок. Он распахнул глаза, едва почувствовав укол. Савич зажал ему рот ладонью и всем весом навалился геологу на грудь, яростно вогнав воздух в артерию молниеносным нажимом. Еще мгновение побарахтавшись, академик обмяк.
При свете газового фонаря Савич начал обдумывать следующий ход. Припомнил, что километров на пять ближе к берегу есть высокий крутой склон с каменистыми осыпями. Опора крайне ненадежная, и стоит оступиться, как катиться будешь вниз чуть ли не целый километр. Катясь вниз по склону, труп будет достаточно изувечен, чтобы даже самый невозмутимый патологоанатом отказался от идеи вскрытия.
В эту первую ночь Антон Савич просмотрел дневники и полевые журналы коллег, вырвав все страницы, имеющие хоть малейшее отношение к находке, местности или геологии местности после того, как они прошли усыпанный гравием склон. Он ликвидировал все, что может навести на ненужные вопросы при расследовании, позаботившись, чтобы ни в одном из дневников не упоминалось ничего интересного в текущем поисковом районе. И потрудился над собственным дневником, чтобы казалось, будто они прошли большее расстояние, чтобы ни у кого не появилось повода наведаться сюда снова.
На рассвете он начал перетаскивать спальные мешки с трупами на верх склона. Украинец Михаил оказался слишком тяжелым, чтобы взвалить его на плечо, так что пришлось соорудить волокушу из веток и ремешков рюкзака. Он устал как собака, пот лился с него ручьями, и он не раз выматерил себя за то, что не подождал с переноской последнего трупа до завтра. И вместо того, чтобы брести в лагерь в темноте, всю ночь дрожал, ютясь рядом с собственными жертвами.
На второй день он свернул палатку и переправил все снаряжение на склон. Ему пришлось снова уложить лагерное снаряжение в соответствующие рюкзаки, прежде чем нацепить их на трупы. Прежде чем скатить тела со склона, решил дождаться рассвета. Не то чтобы ему очень уж хотелось посмотреть, как тела разбиваются об острые камни, но требовалось знать, где они приземлятся. Ракетница, необходимая, чтобы подать сигнал вертолету завтра днем, была только у профессора Страхова.
Михаил отправился вниз по склону, когда Савич основательно позавтракал тушенкой, банкой консервированных крымских персиков и кофе. Он в бинокль следил, как катится первый труп, потом, набрав скорость, покатился кубарем, а там и закувыркался. Центробежная сила разбрызгивала ошметки плоти во все стороны, конечности, переломанные бесчисленными ударами о камни, стали как резиновые. Двое других еще больше изувечились при падении, если только такое возможно.