– Ну? – спросила Саманта.
– Хочешь, расскажу всё с начала? – ответил Питер.
– Зачем ты принимаешь эту дрянь, Томми? – У нее был хорватский акцент – восточноевропейский, экзотический и соблазнительный, особенно в сочетании с элегантностью ее превосходного английского.
– Что? Что такое, Гитс?
– Наркотики. Тебе не кажется, что тебе уже достаточно?
– Явное противоречие, милая. Достаточно не бывает. Ну же, нюхни разок.
– Я никогда не принимаю наркотики, Томми, и ты это знаешь.
– Откуда?
– Сколько вечеров ты меня приглашал сюда потрахаться?
– Не знаю, дорогая. Пару раз?
– Уже шестой раз, и ты ни разу не видел, чтобы я употребляла наркотики.
– Уже шестой раз? Ничего себе. Наверное, я влюбился. Ты очень хорошенькая, детка, чесслово.
– Не нужно бы разрешать тебе называть меня так. Клуб очень строг с девушками, которые ходят с клиентами. Я потеряю работу, если они узнают, что я стала твоей шлюхой.
Томми поднял взгляд от посыпанного порошком зеркала, над которым завис. Его кровавые щенячьи глаза смотрели обиженно.
– Эй, ну зачем ты так, детка. Шлюха? Поверь мне, это сильно сказано. Мы друзья, ты и я, разве нет? Просто у меня туева куча бабла, вот и всё, и я люблю делиться деньгами с друзьями.
– Ладно, Томми, говори что хочешь, но всё равно мое начальство не придет в восторг от нашей «дружбы». Видишь ли, нам велели не позволять клиентам лишнего в комнатах. Больше никаких шаловливых ручек за полтинник Очевидно, совет Вестминстера сделал клубу предупреждение.
– Ни хера себе, я-то думал, у них есть дела поважнее. Пусть лучше уберут собачье дерьмо с тротуаров. Почему, черт возьми, их интересует, не расслабился ли паренек при помощи чужой ручки, перед тем как идти домой? Это так жалко, вот. Ладно тебе, детка, нюхни, тебе понравится.
– Ненавижу наркотики.
– Их ненавидят только те, кто никогда их не пробовал.
– Томми, я принимала наркотики, и очень много. До войны. Я была такой же, как и все богатые маленькие детки в Загребе. Я тогда не знала о боли. О вреде, который они приносят.
– Держите меня шестеро, Гите, ты говоришь как какая-нибудь старуха, которая читает «Ньюс оф зе Уорлд». Конечно, наркотики могут тебя затянуть по самое не хочу, но только если у тебя нет мозгов. Если употреблять их правильно, вовсе нет необходимости становиться жертвой…
– Томми, я не говорю о вреде, который наркотик приносит тем, кто его употребляет.
– А о чем?
– Послушай, милый, я родом из страны, которая последние десять лет пребывала в каменном веке. Почему, как ты думаешь, мне не насрать на то, сколько маленьких английских мальчиков и девочек будут кайфовать на полную? И если несколько из них передохнут и подохнут в канаве, какая разница? Лично мне никакой.
– Очаровательно.
– Я знаю деревушки, где всех до единой женщин изнасиловали, и не один раз, а снова и снова. Большинство из них постарше меня, но встречаются и маленькие девочки.
– Ладно, понятно, спокойно, отлично, справедливо, это ужасно и всё такое, просто кошмар, я врубился. В смысле, да, конечно, спора нет, но как вся эта боснийская хрень связана с наркотиками?
– Позволь мне задать тебе вопрос, Томми. Сколько, по-твоему, в Лондоне работает хорватских шлюх?
– Откуда я знаю? Я знаю только одну, но мне и одной достаточно, детка.
– А в Париже, Берлине, Брюсселе, Риме и так далее?
– Без понятия. Но я не думаю, что они все такие же сладенькие, как и ты.
– Я зарабатываю много денег. Когда у тебя много денег, легче выглядеть хорошо.
– Эй, не занижай себе цену. Ты другая. Высокого полета.
– Да, в этом ты прав, Томми. Я другая, это точно. Отличаюсь от всех других хорватских шлюх, а дело все в том, что у меня паспорт по-прежнему при себе.
– Правда?
– Томми, у них забирают паспорта, стирают их личности, даже имена и запирают в борделях.
Было очевидно, что Томми пытается сосредоточиться. Он не планировал вести таких разговоров, когда подозвал Гиту к машине, уезжая из «Сперминтрино».
– Что? То есть кто-то пытался проделать такое с тобой? Если у тебя неприятности, или типа того, я могу…
– У меня нет неприятностей, Томми. Я товар другого класса. У меня было образование. Раньше моя семья была богата, пока война не уничтожила всех нас. Ты правильно сказал: я высокого полета. Когда мне было пятнадцать, я уже год прожила в Париже. Я собиралась стать профессиональным лингвистом.
– Ну да, язычок у тебя очень неплох, детка, эт-точно…
Томми громко расхохотался над своей шуткой, но Гита, кажется, даже не услышала ее.
– Но видишь ли, большинство хорватских девушек, работающих на Западе, и вся остальная бедная белая европейская мразь: словаки, украинцы, русские сербы – они крестьяне, точнее, были крестьянами. А теперь они рабы. Захваченные, нелегально провезенные через границу с обещаниями лучшей жизни, избитые, обколотые, переправленные в упаковочных ящиках, содержащиеся в подвалах…
– Да, ясно, ясно! Белое рабство. Господи, мы все смотрим четвертый канал и знаем, что это происходит. Но как это связано с моим коксом?
– Всё это держится за счет наркобизнеса, он выплачивает зарплату, подсаживает девочек на иглу. Наркотики и проститутки проходят по одному и тому же каналу. Одни и те же люди отправляют товар. Именно сила и богатство, которые дают этим людям наркотики, позволяют им делать то, что они делают. Непомерно высокая цена, которую ты платишь за эту нюхательную дрянь, Томми, оплачивает половину страданий в Восточной Европе и широко за ее пределами.
– Эй, подожди минутку. Не надо меня отчитывать, детка. Я тебе плачу.
– А я думала, ты сказал, что мы друзья. Значит, я была права – я твоя шлюха.
– Слушай, ты хочешь, чтобы тебе заплатили, или нет?
– Мне плевать, Томми, здесь полным-полно других клиентов родом из тех же краев, что и ты. Британцы, американцы…
– Эй, не вешай их грехи на нас. Это не одно и то же, знаешь ли.
– Французы, немцы, арабы! У вас есть законы, запрещающие наркотики, у вас есть законы, запрещающие продавать женщин, но вам нужны и наркотики, и женщины. Так возьмите же их, господи ты боже мой! Возьмите свои наркотики и своих женщин! Выставьте их в витринах магазинов, как это делают голландцы, единственная честная нация в Европе! Вместо того чтобы прятаться за вашими идиотскими ханжескими законами, которые швыряют мир на растерзание банды гангстеров.