— Что устроим?
— Дебаты.
Уэйн нахмурился: он не понимал, о чем идет речь. Брюс поспешил объяснить свою мысль:
— Послушай, Уэйн… Ты не дурак, и Скаут — не дура. Вы оба знаете, что в лучшем случае просто окажетесь в кадре. И что мои признания под дулом пистолета могут не произвести нужного впечатления.
— Я уже говорил тебе, у нас нет выбора, — напомнил Уэйн. — Ладно, Билл, давай…
Но Брюс настаивал.
— Нет, неправда. У вас есть выбор, но для этого придется пойти на риск. Давайте устроим дебаты, и это даст вам возможность доказать свою правоту без всякого насилия. Вы сами скажете все, что думаете, здесь, в прямом эфире.
— Осторожно, Уэйн. — Скаут идея Брюса не нравилась. — У тебя есть план, вот и следуй ему.
— Да брось ты, Скаут. — Брюс поерзал на диване и повернулся к ней лицом. — Вспомни, что ты говорила несколько минут назад — о том, что я эксплуатирую нищету и уродство и наживаюсь на чужих страданиях. Это более интереснее, чем использование меня в качестве марионетки. Давайте превратим мое заявление в дискуссию: вы будете доказывать мою вину, а я буду защищаться. Только подумайте, какое шоу из этого выйдет! Вы станете настоящими звездами — не просто жалкими шантажистами, а полноценными участниками общественной полемики. Да-да, вы несомненно станете звездами!
— Звездами? — переспросила Скаут.
Такая перспектива ей уже нравилась.
— Ну конечно. Это же очевидно: публика любит героев.
Брюс должен был добиться своего. Он знал, что это последняя возможность вырвать победу из челюстей врага, в одно мгновение превратиться из жертвы в героя, в человека, который отстаивает свои принципы даже в тяжелейший для него момент, когда силы зла бесчинствуют в его собственном доме. Привести Америку в чувства, напомнив ей о том, что «все мы несем ответственность за содеянное», а маньяки-убийцы — в особенности.
— Подумай, Уэйн, — сказал Брюс. — Я представитель культурной элиты страны. Ты олицетворяешь собой низшее сословие, угнетенный класс, беднейший слой населения Америки. Какая конфронтация могла бы получиться! Не тот ли это незабываемый образ, о котором ты так много говорил?
— Ну а вам от этого какая польза, мистер? — Скаут не просто было провести, что она уже наглядно доказала, нокаутировав Брук.
— Мне это даст возможность опровергнуть ваши обвинения. Возможность представить вас как независимых и умных маньяков-убийц, которыми я вас считаю и которые, по моему мнению, должны нести ответственность за свои поступки.
— Папочка, помягче! — взмолилась Велвет, но ее слова повисли в воздухе, Брюс даже не заметил, что его прервали.
— В этом и состоит риск, — продолжал он. — Изложите свои доводы, а я изложу свои — и посмотрим, чьи окажутся весомее. Если вы сумеете выиграть, то одержите настоящую победу: Америка вас никогда не забудет, а меня никогда не простит. Если же вы проиграете, то хуже вам от этого не станет, я абсолютно уверен.
— Не слушай его, милый. Твой план гораздо лучше. Пусть делает заявление.
Однако Уэйн был заинтригован.
— Ну, не знаю, крошка. Мне кажется, у нас отличные аргументы. Ведь, откровенно говоря, примерно половина Республиканской партии и все поголовно священники в стране считают Брюса самим дьяволом…
В который раз за эту ужасную ночь перед Брюсом забрезжил свет надежды.
— Подумай об имидже, Скаут, — поспешил он развить успех. — В каком виде вы предстанете перед камерами? Как парочка грязных головорезов или как интересные и умные антигерои? Если вы с достоинством пройдете через это испытание и спасете свои жизни, ваши изображения скоро появятся на всех тинейджерских футболках в стране. Вы сами будете заказывать музыку.
Брюс тронул верную струну в душе Скаут.
— Вы правда верите, что мы можем стать звездами?
— Конечно! Это же национальное телевидение. Победите вы или проиграете — не так уж важно: половина страны будет вас обожать. Фактически это беспроигрышная ситуация.
— Ты хочешь стать звездой, малыш?
— Конечно, хочу, милый, но… Не знаю…
А в это время мир, застывший в ожидании обещанного шоу, начал изнывать от нетерпения, вся тяжесть которого легла на плечи бедной Кирстен, ползающей в нижнем белье вокруг своей аппаратуры.
— Что там происходит, Кирстен? — раздраженный голос продюсера прокатился по проводам в наушники звукооператора. — Когда вы наконец выйдете в эфир?
Продюсер отказывался понимать сложность ситуации, в которой находилась Кирстен, и требовал, чтобы съемочная группа немедленно приступила к работе. Однако винить его было трудно: в фургон набилась целая рота старших продюсеров, редакторов и директоров программ, не говоря уже о начальнике полиции Лос-Анджелеса и мрачном типе в бронежилете, безостановочно бормотавшем: «Вот чушь собачья. Что за чушшшь собачья…» Вокруг фургона томились от безделья бесчисленные полицейские и репортеры, и все они, снаружи и внутри, настаивали на том, чтобы продюсер добился начала трансляции — причем немедленно.
— Что происходит, Кирстен? Объясни мне! — орал продюсер. — У нас тут двести станций ждут репортажа. Все крупнейшие телеканалы вышли из расписания, и мы не можем бесконечно показывать дом снаружи. Ведущие в студии уже устали чесать языками…
Ведущие в студии и правда были на грани отчаяния.
— Наши камеры по-прежнему перед домом Брюса Деламитри, — в миллионный раз подтвердили Ларри и Сьюзен. — А у нас в студии — эксперт по фасадам домов знаменитостей. Доктор Ранульф Тофу из Нью-Эйджевской академии астрального знания. Он сможет рассказать нам о моральном состоянии Брюса Деламитри, основываясь на цвете его гаража.
Все собравшиеся в машине «Эн-би-си» начали звереть.
— Чего мы ждем, Кирстен?
Ответа не последовало. Кирстен слышала продюсера, но молчала, поэтому он продолжал кричать, увеличивая громкость до тех пор, пока от его голоса в наушниках у Кирстен не затряслась голова.
— Что этот козел себе позволяет? Сколько мы будем всех держать на привязи? Спроси его, какого черта он хочет!
В пылу нетерпения продюсер совсем забыл, что Кирстен находилась в нескольких шагах от серийного убийцы. Она вполне резонно полагала, что спрашивать козла о том, какого черта он хочет, было бы в данной ситуации тактической ошибкой. Но и ничего не ответить она не могла, хотя бы потому, что после десяти минут непрерывного продюсерского ора прямо в ее пульсирующий мозг пуля в голову стала казаться ей весьма приемлемой альтернативой.
— Простите, — обратилась она к Уэйну, стараясь выглядеть не более чем беспристрастным посредником, — ребята в передвижной станции спрашивают, когда примерно мы рассчитываем выйти в эфир. Они просто хотят, чтобы все прошло наилучшим образом. Боятся потерять аудиторию, которую удалось собрать.