Дорогая Пенни.
Сэм по-прежнему ворчит по поводу моей ароматерапии и всяких лечебных трав. Не понимаю, что ему так не нравится. Вот, например, сейчас я делаю отвар фенхеля с имбирем - сочетание ароматов, по-моему, просто восхитительное. Ну, может, пахнет чуть сильнее, чем хотелось бы, так ведь это пока только варится. Сэм же, как всегда, насторожен и презрительно холоден ко всему, что имеет хотя бы отдаленное отношение к чувствам и душевному комфорту. Меня это очень огорчает, потому что именно теплых чувств и душевного комфорта мне больше всего и не хватает в жизни. В конце концов, какой смысл соединять судьбу с другим человеком, если у тебя нет возможности нормально поговорить с ним на темы, которые волнуют тебя больше всего? Сэм же, боюсь, считает чувства каким-то досадным недоразумением и потому не считает для себя возможным говорить о них с должной серьезностью. Ему, понимаете ли, интересна только всякая фигня вроде его работы да старой до банальности поп-музыки. Иногда я спрашиваю себя, нравлюсь ли я ему по- прежнему, и стараюсь отбросить эту мысль, потому что боюсь местного ответа.
Шейле сегодня удалось заполучить для нашего агентства нового клиента. Он, по-моему, самый крутой из всех, с кем мы работаем. Это актер Карл Фиппс. Он сегодня заходил к нам в офис. На мой вкус, надменный и самовлюбленный тип. Красивый, конечно, ничего не скажешь, но мне-то что с того?
Дорогой я.
Ну вот, теперь дело дошло до всяческих блюдечек со свечками и чашечек, в которых подогревается ароматическое масло. В доме воняет разными травками, как той самой травкой на какой- нибудь студенческой вечеринке. Я наперед знаю, что завтра у меня от этой вони будет заложен нос, начнется аллергический насморк, а может, и голова разболится. А еще вся эта чушь привела к тому, что я, сам того не желая, обидел Люси. На сей раз ей, видите ли, приспичило, чтобы я втер мускатное масло в самую глубокую складку на ее теле. В ту, что проходит между ягодицами. Спешу заметить, что требование это было высказано не в связи с чем-то похожим на внезапно проснувшееся эротическое желание, а лишь потому, что так написано в инструкции, прилагаемой к бутылочке с этим чертовым маслом. Ну, я, само собой, отложил газету и сделал то, о чем меня просили. Но Люси почему-то усмотрела в том, как я себя вел, отсутствие должного энтузиазма по поводу такого мероприятия. Она, понимаете ли, ощутила, что я массировал ей задницу чисто механически, без должного вдохновения, и расценила это как еще одно свидетельство моей душевной черствости и неумения проявлять нежность иначе как в момент совокупления. В качестве аналогичного примера она поставила мне в вину мое позорное нежелание обниматься с ней, сидя на диване перед телевизором. Люси утверждает, что я бесчувственный чурбан, которого не может вдохновить на ласку даже массаж ее очаровательной задницы. Ей показалось, что между моими пальцами и ее пятой точкой не возник необходимый в ее столь бедной чувственными радостями жизни эмоциональный диалог. На самом деле я все сделал как положено. Просто мне очень хотелось дочитать статью в газете.
Понимаешь, дневник, я вовсе не хочу сказать, что Люси перестала мне нравиться или что она меня больше не возбуждает. Слава богу, еще как возбуждает, но нельзя забывать, что мы вместе уже чуть ли не десять лет! Ну, не могу я больше так заводиться от прикосновения к ее заднице, как это бывало когда-то. Я прекрасно знаю ее задницу, мы, можно сказать, с ней уже сроднились. Как- никак столько лет вместе. Ее поглаживание уже никогда не сможет быть таким страстным, приближающим меня к великому таинству, каким оно было когда-то, в наши первые безумные ночи. Само собой, Люси я об этом сказать не могу. Такие слова привели бы ее в ужас, и я навеки оказался бы занесен в список животных, точнее - всякой скотины, а еще точнее - грязных свиней. В свое оправдание я могу сказать только одно: если бы я подкатил к ней в тот момент, когда она смотрит своих «Жителей Ист-Энда», и сказал: «Дорогая, не желаешь ли помассировать мне задницу? Давай, разомни пальчики, а то у меня там что-то чешется», - расправа была бы скорой и беспощадной. Думаю, что долго мучиться мне бы не пришлось.
По-моему, с женщинами всегда так. Для них писаны одни законы, для нас - другие. Кроме того, их поведение абсолютно иррационально и нелогично. Взять, например, сегодняшний случай, а именно то, что заявила мне Люси, почувствовав отсутствие восторга с моей стороны по поводу втирания масла ей в задницу. Ни с того ни с сего она вдруг возьми да и упрекни меня в том, что я с куда большим удовольствием стал бы втирать арома тическое масло в зад Вайноне Райдер, чем ей. Вот, блин, удивила! А то, можно подумать, нет! Вслух я этого, конечно, не сказал, но мое молчание было расценено не просто как знак согласия, а еще и как самое красноречивое признание собственной вины (должен заметить, что это в корне противоречит любому цивилизованному законодательству). Что было дальше? А вот что. Считая, что меня удалось поймать на грязных похотливых мыслишках, Люси заявила: «Ну что ж, давай, валяй. Можешь приступать. Я тебя не держу». На это я возразил, что не собираюсь ни массировать задницу Вайноны Райдер, ни втирать туда масло по одной простой причине: я люблю ее (то есть Люси, а не Вайнону). Более того, я пояснил, что каким бы полигамно-похабным гормональным выбросом ни реагировал мой организм на образ кинозвезды, я решил - и это мой осознанный выбор - быть верным Люси. Кроме того, не факт, что Вайнона пришла бы в восторг от такого предложения с моей стороны, а ее мнение, как ни крути, тоже следует учитывать.
Мой разум отказывается воспринимать логику рассуждений Люси. С ее точки зрения, тот факт, что ее мужчина находит других женщин привлекательными, равносилен признанию в супружеской неверности. Но это же чушь собачья! Супружеской неверности может быть равносилен только сам факт супружеской неверности! Я попытался объяснить Люси, что если мужчина хранит верность своей жене, несмотря на то что и другие представительницы женского пола привлекают его внимание (а это ведь абсолютно нормально, если мужчина еще не отбросил коньки), это свидетельствует о его любви и преданности, а значит, этот факт надо признавать как данность и оценивать положительно, но уж никак не осуждать. Выслушав мои доводы с самым серьезным видом, Люси почти слово в слово повторила то, что уже говорила перед этим: «Ну и ладно, и катись отсюда. Если ты такой жлоб и бабник, то я держать тебя не буду». Я чуть не завопил: «Да не хочу я! В этом-то все и дело! Не хочу я ничем ни с кем заниматься. Только с тобой. Пойми, я не изменяю тебе не потому, что все другие женщины - стервы или уродины, а потому что я люблю тебя!» А она опять за свое: «Давай, валяй, развлекайся с кем хочешь. Я тебя не держу».
Ну вот, так и скоротали, значит, вечерок.
Дорогая подруга по переписке!
Как-то мне нехорошо. Что-то не так. Я ведь прекрасно знаю, что Сэм меня любит. Более того, я почти уверена, что нравлюсь ему как женщина. Другое дело, что он не находит нужным хоть как- то продемонстрировать это, каким-нибудь образом обозначить свои чувства. А уж о том, чтобы сказать мне что-нибудь ласковое и нежное, давно даже и речи нет. Стоит мне завести разговор на эту тему, как он начинает клясться, будто толь ко и делает, что говорит мне комплименты и признается в любви. Он утверждает, что у меня какое-то редкое заболевание - выборочный слух. Я, мал, не слышу ничего, что он говорит мне хорошего, и включаю свои уши лишь тогда, когда он молчит или говорит о чем-то нейтральном. По- моему, он глубоко заблуждается. У меня сложилось впечатление, что он говорит мне, как он выражается, «что-то хорошее», только если я его об этом попрошу (и то далеко не всегда). Может, дело в том, что ему в детстве в семье недодали ласки? Вот, например, сегодня вечером я попросила его втереть мне ароматическое масло там… пониже спины. Он, конечно, выполнил просьбу, но я-то почувствовала, что сделал он это безо всякого удовольствия, будучи уверен, что все это чушь, из-за которой его оторвали от чего-то важного. Можно смело сказать, что вся затея пошла насмарку. Если ароматерапия и может дать какой-то реальный положительный эффект, то ощущаться он будет на уровне гармонизации тончайших биоритмов. Отрицательная энергия, выплеснутая на меня Сэмом, разумеется, сведет этот эффект к нулю. Не нужно быть большим специалистом, чтобы понять, что у тонкого кружева ритмов человеческого биополя нет никаких шансов в борьбе с лавиной отрицательной энергии, обрушившейся на него из-за того, что кому-то, видите ли, очень хотелось дочитать свою чертову газету.