Между прочим, проведение процедур за свой счет вовсе не будет тратой денег ради собственного удовольствия. Наоборот, мы таким образом совершим общественно полезный поступок: всю прибыль, которую Спаннерфилд получает за счет платных пациентов, руководство направляет на научные исследования. Лично я считаю, что если мы в какой-то мере поспособствуем развитию медицинской науки, то это уже будет хорошо. Сэм упорно уверяет меня, что это не так. Он думает, что если государственные клиники используют деньги, заплаченные пациентами, на финансирование исследовательских программ, этот факт способствует политике массовой приватизации медицинских учреждений. Он утверждает, что чиновники в правительстве, отвечающие за финансирование системы здравоохранения, получают таким образом лишний козырь в своем стремлении урезать средства на бесплатную медицину. «Ну что ж, раз уж вы все равно перешли на частичное самофинансирование, мы считаем возможным еще больше урезать бюджетные ассигнования на ваши программы, что поможет вам быстрее вписаться в рыночные отношения в медицинской сфере». Таким образом эти бюрократы сумеют обосновать переход к системе частных клиник и полностью платного медицинского обслуживания.
В этот момент я поняла, что дальше спорить с Сэмом у меня нет сил, и просто предложила ему отдать в Оксфордский комитет по помощи странам третьего мира всю свою зарплату, а заодно и одежду. Он почему-то отказался.
Сэм ни с того ни с сего поинтересовался у меня, как пишется слово «гистеросалъпингограмма» - начинается оно с «ги» или с «ге». В последнее время он вообще проявляет неожиданный для меня энтузиазм в работе над дневником и стремится делать записи тщательно, с указанием всех подробностей. По идее я должна быть этому рада. Да я в некотором роде и рада. В конце копире, это ведь изначально была моя затея. Другое дело, что вот он все пишет и пишет, а поделиться со мной своими мыслями и чувствами что-то не торопится. В последнее время наше с ним общение - обмен репликами и ответами на них - стало довольно механистичным и предсказуемым. Может быть, так происходит во всех семьях? Может быть, это на самом деле неизбежно? Я была бы рада поговорить с Сэмом на эту тему, но прекрасно понимаю: как только он усечет, к чему я клоню, тотчас же постарается сменить тему.
Ну да ладно. Хорошо, что он вообще еще что-то пишет. Надеюсь, изложив свои эмоции в письменном виде, он сможет и, что еще важнее, захочет поделиться ими.
В последнее время я стараюсь как можно меньше думать о том, как сильно мне хочется иметь детей. Я почувствовала, что эти мысли оказывают отрицательное влияние на мою нервную систему. Я, например, просыпаюсь в хорошем настроении и вдруг спустя несколько минут осознаю, что в соответствии с моими былыми жизненными планами на сегодняшний день у меня уже должна была быть парочка симпатичных карапузов лет пяти, которые, проснувшись, прыгали бы ко мне в постель, чтобы сказать мамочке «С добрым утром». Естественно, настроение у меня от этого портится и мне приходится мысленно приво дить себя в порядок, напоминая самой себе, насколько счастливо сложилась моя жизнь во многих других отношениях. Иногда помогает.
Дорогой я.
Джордж и Тревор назначили мне на сегодня деловую встречу в Телецентре. В течение первого часа на ней присутствовал и Найджел, но затем он вынужден был поспешить в Хитроу (срочный вылет в Торонто на семинар по теме «Телевидение для детей: неужели покемоны одержали победу? Мультфильмы и психическое здоровье наших детей»). Работа над фильмом продвигается с умопомрачительной скоростью. Речь уже идет о кастинге и выборе режиссера - темпы просто беспрецедентные. И при этом, как выяснилось, у продюсеров есть еще некоторые вопросы по поводу сценария. Ничего серьезного, но я-то понимаю, что мне придется изрядно поломать над этим голову. Речь об этом зашла, когда мы вволю посмеялись над эпизодом «Коммунальной мастурбации в Западном Лондоне». Мы на ходу придумывали разные приколы для этой сцены, представив себе, например, как Колин будет прицеливаться и собирать то, что в цель не попало. Сами понимаете, эти казенные баночки слишком малы, а теорию семяизвержения вряд ли можно назвать абсолютно точной наукой. Так вот, когда веселье было в полном разгаре, Джордж вдруг огорошил меня тем, что, оказывается, давно уже беспокоит всю их компанию.
– Понимаешь, старина, фильм получается уж слишком мужским. Все, что касается Колина, выписано просто отлично, даже придраться не к чему…
– И в каком-то смысле эта линия оказалась очень трогательной, - добавил Тревор.
– Но вот Рейчел - она тебе удалась гораздо меньше, - продолжал Джордж. - По правде говоря, она пока получается довольно плоской, схематичной.
Если честно, я и сам все это прекрасно понимаю и даже обрадовался возможности обсудить давно волнующий меня вопрос. Мы все сошлись на том, что есть в женском персонаже и удачно подмеченные черты, но, по мнению Джорджа и Тревора (равно как и девяноста процентов других сотрудников Би-би-си, которые, как выяснилось, уже успели прочитать сценарий), складывается впечатление, что образ Рейчел написан с чисто мужской точки зрения.
– Нет в ней души, нет, понимаешь, жизни, - сказал Тревор, - а ведь если разобраться, изначально эта история вообще женская. Как ни крути, но фильм о бездетной семье не должен строиться только на фаллических приколах и шуточках на тему онанизма.
– Какими бы смешными они ни были, - добавил Джордж.
– Ты должен покопаться в характере героини и, может быть… может быть, даже взять женщину себе в соавторы.
Ту кошмарную мысль, которая молнией мелькнула у меня в голове после того, как Тревор произнес эти слова, я, пожалуй, не осмелюсь изложить письменно даже сейчас.
Нет-нет, все это нужно хорошенько обдумать.
Дорогая Пенни.
Жребий брошен. Мы начинаем сразу после очередных месячных, разумеется, если (а надеяться я должна на лучшее) чуда не произойдет естественным путем.
О господи, как же я хочу иметь ребенка. Иногда я даже подумываю о том, чтобы начать молиться. В церковь я, конечно, не пойду, помолиться дома, когда меня никто не видит, наверное, не помешало бы. Признаюсь, иногда я произношу какое- то подобие молитв, но только если точно уверена, что меня никто не видит и не застанет врасплох. Порой мне приходит в голову, что с моей стороны это не совсем честно. Я ведь не верю в бога в каком- либо привычном значении этого понятия, а следовательно, вряд ли я имею моральное право просить, чтобы он (она? оно?) чем-то помог. С другой стороны, если бога на самом деле нет, я ничего не теряю. Если же он существует, то ему наверняка больше по душе человек, который возносит пусть даже неправильную молитву, чем тот, который вообще не молится.
Вряд ли меня можно назвать и атеисткой, потому что я уверена, что в мире явно есть какие- то силы, которые выше, сильнее нас и недоступны нашему пониманию. Сколько вокруг вопросов, на которые нет научного ответа. Кто мы такие? Кто нас создал? Есть ли в этом какой-то смысл? Лучший ответ на все вопросы, придуманный на сегодняшний день человечеством, - это теория существования бога. Наша Вселенная - это одна огромная тайна, и создателя этой бесконечно развивающейся мистерии принято называть Богом. По крайней мере, так я себе это представляю. Наверное, я все-таки агностик: такая позиция дает самые простые ответы на любые вопросы. И еще так легче всего существовать, потому что от тебя не требуется верить во что бы то ни было, за исключением тех ситуаций, когда тебя это устраивает.