— Господи, нет, конечно! Упаси Господь! Я уверен, это будет ужасно скучно.
— Вот именно. Поэтому для того, чтобы показать вас честно, но в лаконичных телевизионных рамках, я должен монтировать смело. Я должен рассказывать историю. А заключается она в том, что вы совершенно случайно наткнулись на этого неграмотного ребенка, отчаявшуюся мать с больным сыном и избитую жену. Это чистая случайность. Что касается монтажа, я предлагаю вам оставить это мне и сосредоточиться на тексте песни «My Way».
Финалы шоу «Номер один» состояли из продолжительной серии выпусков, которые уже не были результатом тщательного монтажа, а шли вживую. Каждую неделю зрители голосовали за своих любимчиков, затем двое участников, получивших наименьшее количество голосов, должны были снова спеть свою песню. После этого судьи решали, которого из них отсеять. Это был мучительно медленный процесс, который многие (включая Кельвина) считали далеко не таким развлекательным, как первые выпуски шоу.
— Это ошибка общего построения, — постоянно ныл Кельвин. — Шоу хорошо смотрится только в начале сезона. Мы начинаем с сотен придурков, которые не умеют петь, танцевать и внятно выражаться, потом выбираем из них двенадцать ужасных певцов, которых можно услышать на любом лайнере или в вестибюле гостиницы. А после этого выбираем совершенное ничтожество, о котором все забудут через две недели! Это неправильно. Нам нужно найти способ проигрывать программу в обратном порядке! Начинать с ничтожества, а уже потом мотаться по стране в поисках кучи придурков! Можно было бы устроить потрясающий финал на стадионе «Уэмбли», где тысячи идиотов пели бы «You Are The Wind Beneath My Wings».
Накануне первого финала Кельвин, Трент и Челси стояли перед графиком, составленным из фотографий и описаний двенадцати финалистов.
Табита: скучная джинсовая лесбиянка, но с сексуальной подружкой.
Сьюки: трагикомическая проститутка с огромными титьками и накачанными губами.
«Парень»: каменщики с гитарами. Полупрофессиональная клубная группа. Скучные, но достойные.
Грэм: слепой. Поет плохо.
Незабудка: толстая мамаша. Много смеется. «Просто уборщица». Хорошо поет.
«Четверка-Х»: прикольные. Христиане. Хорошая история о тяжелой судьбе. Хорошо поют.
Трой: неплохо поет. Не слишком хорошо читает.
Иона: хороший голос. Ее трахал Родни.
Стэнли: героический отец-одиночка. ПРИМЕЧАНИЕ. Дети не особенно симпатичные.
Латиффа: заносчивая негритянка.
Квазар: лучший «выскочка» за все время. Поет плохо, но ему на это наплевать и нам тоже.
Принц Уэльский: наследник престола.
— Итак, шеф, — спросил Трент, — как вы хотите сыграть их?
— Ну, для начала я хочу на несколько недель убрать акцент с ЕКВ. Мы сотворили чудо, создав для него привлекательный образ… и, кстати, Челси, отличная работа с этой избитой девчонкой. Высший пилотаж. Милая, уязвимая, а репетиция песни «Sisters Are Doing It For Themselves» вместе с принцем — переломный момент в истории телевидения.
— Спасибо, шеф, — ответила Челси, а Трент изо всех сил постарался не хмуриться.
— Но зрителям все быстро наскучивает, — продолжил Кельвин. — С точки зрения манипулирования зрителями мелочи важнее всего, и я думаю, на несколько недель нужно как можно глубже затолкать принца в толпу и сосредоточиться на других историях.
— Вы хотите провести его в финал, босс? — спросил Трент, пытаясь неуклюже поддержать разговор, интересуясь очевидным, о чем он тут же пожалел.
— Нет, Трент, — сердито рявкнул Кельвин. — Зачем, ради всего святого, мне этого хотеть? Наследник престола в финале шоу «Номер один»? По-моему, это скучно, давайте его вышвырнем. КОНЕЧНО, Я ХОЧУ ВИДЕТЬ ЕГО В ФИНАЛЕ, ИДИОТ ЧЕРТОВ!!
— Да, точно, разумеется, босс, — выдавил Трент. — Я просто прорабатываю все в голове. Да, конечно, мы хотим видеть его в финале, но я думаю, что убрать с него акцент будет трудно. В смысле, он ведь, в конце концов, принц Уэльский, и он каждую неделю поет и танцует в прямом эфире на шоу талантов, как это можно скрыть?
— Как, Трент? Как? — ответил Кельвин. — Скажи-ка мне, сколько ты работаешь на этом шоу?
— Я просто хочу сказать, что…
— Мы его скроем, если настроим камеры на кого-то другого, вот как. Мы контролируем камеры, мы контролируем кадры, и мы контролируем видеорежиссуру. Ты забыл, что правила этого шоу были специально разработаны с таким расчетом, чтобы ничего не оставлять на волю случая? Мы даем принцу короткие песни, во время его выступления первую половину времени показываем зрителей, а вторую — других участников, если нам захочется, будем показывать только его ноги, а самое главное — мы выставляем вперед другие истории.
— Надеюсь, вы правы, босс, — ответил Трент, отчаянно пытаясь вылезти из угла, в который он себя загнал, сохранив достоинство. Кельвин иногда бывал довольно беспощадным лидером, но он платил своим старшим помощникам не за смиренное раболепие. — Финалы — время хитрое, зрители выкидывают невероятные номера, а я бы очень не хотел потерять принца слишком рано.
Трент говорил не думая. К несчастью для него, Кельвин слушал и думал одновременно.
— Трент, — сказал он почти ласково, — прости, друг, но ты сейчас же поменяешься должностями с Челси.
— Что?! — вырвалось у Трента.
— Да, я серьезно, — настаивал Кельвин. — Если хочешь остаться на шоу, тебе нужно занять менее высокую должность. Я не могу позволить второму человеку в команде транжирить мое время и нести какой-то бред, простительный неопытному новичку.
— Но…
— Трент. Подумай об этом. Одно дело заставить зрителей поверить в то, что, поскольку они каждую неделю голосуют за финалистов, судьи не могут контролировать ситуацию, но совсем другое дело — когда мой главный помощник глуп настолько же.
Трент повесил голову.
— Простите, шеф. Вы правы.
Он мрачно поднялся со своего места рядом с Кельвином и пересел на другой стул, освободив место для Челси.
— Спасибо, Трент, — сказала Челси, с профессиональной легкостью принимая новую должность. — Я уверена, что из нас выйдет отличная команда.
— Меня всегда поражает, — сказал Кельвин, словно стараясь сгладить смущение Трента, — что единственные подозрения зрителей сводятся к якобы смонтированному голосованию, тогда как голосование — единственная совершенно неподдельная часть процесса. Зачем мне стараться подделать голосование? Я никогда не стараюсь подделывать голосование. Мне совсем не нужно подделывать голосование для того, чтобы контролировать процесс.
В этом заключался самый большой секрет Кельвина, хотя никакого секрета здесь не было, поскольку все доказательства лежали на поверхности и никто не делал ни малейшей попытки скрыть их. Кельвин был поражен наивностью Дакоты, которая не заметила этого при заключении сделки. Он был не менее удивлен и очарован, что этого не поняла Эмма, когда он предложил ей гарантировать победу принца. Обе женщины были очень хорошо знакомы с принципом работы шоу «Номер один» и непременно должны были понять, что был только один момент, когда Кельвин мог потерять над ним контроль, а именно в самом последнем выпуске. Правила гласили, что каждую неделю определялись двое наименее популярных участников шоу, а затем судьи решали, кому из них уйти. Это означало, что, пока Кельвин контролировал судей, а в этом сомнений не было, он всегда мог контролировать окончательный выбор и гарантировать, что не потеряет никого, кого не хотел потерять. По этой причине он обычно отдавал коллегам распоряжения оставить наименее популярного участника, потому что непопулярные участники были гораздо интереснее, чем популярные, а на противоречиях строились отличные сюжеты.