– Спасибо, – сказал я. – Я, честно говоря, уже и не надеялся вырваться оттуда.
Меня довезли до самого дома. Я попрощался и вышел из машины. Из сумрака ближайшего дерева тотчас выплыла тень и до малейших интонаций знакомым голосом сказала:
– Ну наконец-то!
И жаркий счастливый поцелуй.
Это была заждавшаяся меня Светлана.
Я смертельно устал и хотел спать, но мы со Светланой просидели на кухне до утра, обсуждая события прошедшего дня.
Светлана услышала о гибели Боголюбова в дневном выпуске новостей. Поскольку это касалось нас непосредственно, она стала разыскивать меня, а я будто пропал. К вечеру мое отсутствие уже казалось ей устрашающим, и она обратилась к Касаткину. Так завертелось колесо.
– Тревога оказалась не напрасной, – с невеселой улыбкой признал я. – И помощь пришла ко мне вовремя. Потому что следующим методом воздействия на меня стали бы раскаленные прутья или другие предметы из арсеналов инквизиции.
– Тебя били? – вскинулась Светлана.
– Нет. Но у них, оказывается, есть куча других способов ломать людей.
– Чего они добивались?
– Признания. Я показался им наиболее подходящим кандидатом в убийцы. А в сообщники мне определили Гончарова.
Светлана недоверчиво посмотрела на меня.
– Тебя ведь тоже вызывали на допросы, – вспомнил я. – О Гончарове речь шла?
– Ну конечно.
Еще бы о Гончарове не говорили – он погиб, и именно его смерть была предметом интереса.
– О чем именно тебя спрашивал Ряжский?
– Откуда взялся Гончаров, кто он такой, какую роль играл в нашей команде.
Все совпадало, дальше можно было и не спрашивать. Вопросы один в один.
– У Ряжского какие-то свои виды на погибшего, – сказал я. – Это трудно объяснить, но это так. Он не верит в то, что Гончаров лишь случайно прилепился к нам.
– Кем же ему видится Гончаров?
– Не знаю. Ход мыслей у Ряжского, похоже, такой: Гончарова убили, причем сделано все профессионально, а работа профессионалов стоит немалых денег. Значит, если на это не пожалели денег, то и Гончаров человек непростой. Пусть он не мафиози, пусть действительно был еще недавно грузчиком, но теперь член команды и именно как член команды и был убит. Ряжский размышляет дальше. Раз есть команда, должен быть и лидер. В лидеры он определил меня. Правда, за бандитов он нас до поры не держал, считая, что мы поплатились за собственное упрямство, но едва был застрелен Боголюбов, как все мгновенно изменилось. Мы теперь не просто жертвы, а активные участники бандитских разборок. И разговор с нами должен быть соответствующий. Вот Ряжский в меня и вцепился.
– У него были основания, – признала Светлана, поразмыслив. – Потому что убийство Боголюбова как-нибудь иначе объяснить трудно. Наша месть – наиболее подходящий вариант.
– Там идет какая-то большая игра. Касаткин высказал предположение, что Боголюбов запутался в отношениях с конкурентами.
С рассветом мы отправились в свой офис. Демин уже был там. Он требовательно и внимательно осмотрел меня, словно Тарас Бульба собственного сына.
– В порядке? – спросил кратко.
– Как видишь.
– Тут звонят постоянно.
– Кто?
– Журналисты. Хотят лицезреть истерзанного в застенках короля эфира.
– Не дождутся, – буркнул я.
– Ты бы показался им все-таки.
– Непременно. Но не сейчас.
Сейчас меня интересовал Гена Огольцов. Он был на месте, но выставил заслон в виде секретарши, чего никогда прежде за ним не наблюдалось. Похоже было, что происходит нечто неординарное. Сопротивление секретарши я преодолел, но дверь огольцовского кабинета оказалась запертой изнутри. Я стал ломиться в нее и громко кричать, чтобы позвали кого-нибудь из технического персонала – надо взломать дверь, потому что с Геной, наверное, что-то случилось. Только тогда он сдался и открыл.
– Уф-ф! – с почти искренним облегчением выдохнул я. – А я-то думал – не случилось ли чего.
Передо мной стоял не Гена, а его жалкое подобие. Тень, а не человек. За моей спиной маячила секретарша и жутко переживала оттого, что не выполнила задание и пропустила нахала, каковым она считала меня, но Гена на нее не сердился, он вообще ни на что сейчас не реагировал, как мне показалось.
– А, это ты, – бесцветным голосом произнес Огольцов. – Проходи.
Он сел за стол, но я уже успел заметить на диване у стены скомканную куртку, которая служила подушкой, и я представил себе, как еще минуту назад, отгородившись от всех, несчастный Гена лежал на этом диване, бездумно разглядывая потолок.
– Я вот зачем пришел. Наш разговор про мои новые программы ты помнишь?
– Ну конечно, – вяло подтвердил Гена.
– Ты еще посоветовал мне к кому-нибудь обратиться.
– Да.
– И выбрал мне в компаньоны «Стар ТВ».
До сей поры он был совершенно безучастным. Да таким, впрочем, и остался. Но метнул затравленный взгляд, и из глаз будто что-то брызнуло. Страх.
– И ты туда же? – обреченно произнес Гена. – Ну почему вы все так старательно пытаетесь связать меня с Боголюбовым?
Он почти страдал, я видел.
– У тебя был разговор с Касаткиным? – догадался я.
– Да! – почти выкрикнул он.
Именно после этого разговора Гена и выглядел столь неважно. Понял, что решено крайним сделать его.
– Не знаю, виноват ли ты в происшедшем, – сказал я. – Но то, как нас придавили… И это происходило при твоем попустительстве…
– Я тебя умоляю! – воскликнул Огольцов. – Да, я видел, что за тебя взялись всерьез, но если ты думаешь, что это я все организовал, ты очень и очень ошибаешься!
На главаря преступного синдиката он и вправду мало походил. Скорее всего его роль была гораздо примитивнее. От него лишь требовалось закрыть глаза, когда меня начнут топтать, и ни во что не вмешиваться. Но все же я хотел кое-что прояснить для себя.
– Скажи, у тебя была договоренность с Боголюбовым?
Я задал вопрос, а ответа не было. Гена молчал, и по его взгляду было невозможно ничего понять. Я ждал.
– Ни о чем никогда я с Боголюбовым не договаривался.
Он сказал это тихо, но веско. Может быть, он действительно являлся всего лишь винтиком, и сейчас он жертва в игре, которую ведут совсем другие люди, гораздо более могущественные, чем Огольцов?
– Топить я тебя не буду, – пообещал я. – Но и помогать тоже.
Гена в ответ лишь молча пожал плечами, показывая, что ни на чью поддержку и не рассчитывал. Он уже понял, что остался один и помощи ждать неоткуда.