Донесение Партриджа Вайкери сочинял на обратном пути в Лондон. Его зашифруют шифром абвера, и Карл Бекер передаст его в Гамбург нынче ночью из тюрьмы, в которой его содержат. По расчетам Вайкери, его ждала еще одна бессонная (в лучшем случае — почти бессонная) ночь. Закончив составлять донесение, он закрыл глаза и прислонился головой к стеклу, подложив вместо подушки сложенный плащ. Покачивание «Ровера» и басовитое гудение мотора быстро убаюкали его. Вайкери погрузился в легкую чуткую дремоту. Ему снова приснилась Франция, но на этот раз Бутби, а не Брендан Эванс, пришел к нему в полевой госпиталь. «Тысячи людей убиты, Альфред, и виновен в этом только ты! Если бы ты захватил шпионов, все они сегодня были бы живы!» Вайкери заставил себя открыть глаза, мельком увидел проплывавшую за окнами сельскую местность и снова погрузился в сон.
На сей раз он лежит в постели прекрасным весенним утром, и происходит это двадцать пять лет назад, в то самое утро, когда он впервые был близок с Элен. Он проводит уик-энд в богатом поместье, принадлежащем отцу Элен. Через окно спальни Вайкери видит, как лучи восходящего солнца постепенно окрашивают склоны холмов в розовый цвет. Сегодня они собираются сказать отцу Элен о том, что хотят пожениться. Чуть слышный стук в дверь — во сне он точно знает, что этот тот самый стук. Он поворачивает голову и сразу видит Элен, красивую, еще румяную со сна, входящую на цыпочках в его комнату. Она одета лишь в белую длинную ночную рубашку. Она забирается в кровать рядом с ним и целует его в губы. «Альфред, любимый, я думала о тебе все утро». Она просовывает руку под одеяло, развязывает пояс его пижамы и легонько прикасается к телу своими длинными красивыми пальцами. «Элен, я думал, что ты хочешь подождать, пока мы не...» Она заставляет его замолчать, снова поцеловав в губы. «Я не хочу больше говорить об этом. Впрочем, нам нужно поторопиться. Если папа узнает, он убьет нас обоих». Она устраивается между его бедрами — осторожно, чтобы не повредить больное колено. Поднимает подол своей длинной ночной рубашки и своей рукой направляет его в себя. Он ощущает легкое сопротивление. Элен резко двигает тазом вниз, коротко вскрикивает от боли, и он оказывается в ней. Она кладет его ладони на свои груди. Он уже прикасался к ним, но только через ее платье и жесткое нижнее белье. Сейчас же они свободны и прикрыты лишь тонкой рубашкой, и он чувствует их восхитительную нежность. Он пытается расстегнуть пуговицы на рубашке, но она не позволяет. «Быстрее, милый, быстрее». Когда все заканчивается, он пытается удержать ее, чтобы повторить все сначала, но она быстро оправляет свою ночную рубашку, целует его и убегает обратно в свою спальню.
* * *
Вайкери проснулся, когда машина въехала в восточные предместья Лондона. Он почувствовал на губах тень улыбки. Первая близость с Элен ничуть не разочаровала его, она лишь оказалась совершенно не похожей на то, чего он ожидал. В сексуальных фантазиях его юных лет всегда присутствовали женщины с огромными грудями, которые кричали и дергались в экстазе. С Элен же все происходило медленно и нежно, и, вместо того чтобы кричать, она улыбалась и ласково целовала его. В этом не было страсти, но это было изумительно. А изумительно это было потому, что он безумно любил ее.
С Алисой Симпсон было примерно так же, но по другим причинам. Она нравилась Вайкери, он даже предполагал, что мог быть влюблен в нее, независимо от того, что можно было подразумевать под этим словом. Ее общество нравилось ему больше, чем чье-либо еще. Она была образованна, остроумна и, подобно Элен, держалась немного вызывающе. Алиса преподавала литературу в небольшой школе для девочек и писала посредственные пьесы о богатых людях, которые почти все время сидели в изящно меблированных гостиных, потягивая белый херес, прихлебывая из фарфоровых чашек чай «Эрл Грей», и вели душеспасительные беседы, приводившие в итоге героев к полному просветлению. Она также издавала под псевдонимом романтические повести, которые Вайкери, отнюдь не являвшийся поклонником этого жанра, считал довольно неплохими. Однажды Лилиан Уолфорд, его секретарь в Университетском колледже, застала его за чтением одной из книг Алисы Симпсон. На следующий день она приволокла ему целую стопку романов Барбары Картленд. Вайкери был очень расстроен. В романах Алисы персонажи, занимаясь любовью, обязательно слышали грохот морского прибоя и чувствовали, что над ними вот-вот разверзнутся хляби небесные. В реальной жизни она была застенчивой, нежной, очень стыдливой и соглашалась заниматься любовью лишь в темноте. А Вайкери не раз видел перед собой, закрывая глаза, образ Элен в белой длинной ночной рубашке, озаренной утренним солнечным светом.
Его отношения с Алисой Симпсон как-то сами собой сошли на нет с началом войны. Они все еще беседовали друг с другом по меньшей мере раз в неделю. Ее жилище погибло в самом начале бомбежек, и она временно поселилась в доме Вайкери в Челси. Время от времени они обедали вместе, но уже много месяцев не ложились в одну постель. Он внезапно осознал, что вспомнил об Алисе Симпсон впервые с того момента, как Эдвард Кентон назвал имя Элен, стоя перед дверью дома Матильды.
* * *
Хэм-Коммон, Суррей
Большой, довольно уродливый трехэтажный викторианский особняк был обнесен по периметру высоченным двойным забором, надежно скрывавшим здание от любопытных взоров. У ворот размешалась будка охраны. На площади в десять акров были возведены сборные дома, в которых обитал обслуживающий персонал. Прежде здание было известно под названием Лэтчмер-хаус; во время Первой мировой войны здесь был санаторий для ветеранов, страдавших военным неврозом. Но в 1939 году его заграбастала МИ-5, превратившая старинное поместье в свой главный следственный изолятор и присвоившая ему военное обозначение «Лагерь 020».
Помещение, в которое провели Вайкери, пропахло плесенью, дезинфицирующим средством и вареной капустой. Пальто повесить было некуда — охрана принимала все возможные меры для того, чтобы избавить заключенных от соблазна покончить жизнь самоубийством, — поэтому он не стал его снимать. Кроме того, комната очень походила на средневековый застенок: холодная, сырая, она являла собой форменный рассадник дыхательных инфекций. Но здесь была одна особенность, делавшая это подобие застенка очень функциональным, — в стене имелось очень узкое стрельчатое окно, через которое пропустили воздушную радиоантенну. Вайкери открыл крышку на чемодане, в котором находилась рация — имущество абвера, лично им захваченное вместе с Бекером в 1940 году. Он присоединил антенну, включил питание, дождался, пока лампы нагреются, и принялся вращать регулятор настройки, пока на панели не зажегся желтый огонек.
Настроившись на нужную частоту, он зевнул и потянулся. Без четверти двенадцать ночи. Бекер должен передать радиограмму в полночь. «Проклятье, — подумал Вайкери, — хотел бы я знать: почему абвер всегда назначает своим агентам такое неподходящее время для сеансов связи?»
Карл Бекер был лжецом, вором, сексуальным извращенцем и не имел никакого представления о таких вещах, как моральные принципы или преданность. При этом он был далеко не глуп и мог быть очаровательным. За минувшие годы между Бекером и Вайкери возникли отношения, в чем-то похожие на дружбу между коллегами. Карл вошел в комнату, сопровождаемый двумя могучими охранниками и с наручниками на запястьях. Один из охранников снял наручники, после чего оба надзирателя, не говоря ни слова, покинули помещение. Бекер улыбнулся и протянул руку. Вайкери пожал ее; она была холодной, как каменная стена подвала.