– Ну-ну. Я ему об этом завтра скажу в прокуратуре. То-то он обрадуется.

Мне захотелось хоть чем-то его отвлечь.

– А вторая банда? – спросил я. – С ними все получается?

– Тоже уже дают показания. Но вот стрелка того мы никак не найдем.

– Который двоих наших застрелил?

– Да. Это «спящий убийца».

Я непонимающе взглянул на него.

– Это особый сорт киллеров. Тихие, неприметные люди. Деньгами не сорят, на Канарах не отдыхают. За плечами, как правило, армия. После армии – работа в спокойном и совсем не престижном месте. Со стороны посмотришь – обычная биография. В этом их ценность. У нас ведь как? Случилось громкое убийство – тут же начинают проверять всех, кто выехал за границу, оперативники прочесывают злачные места, от осведомителей в преступном мире требуют докладов едва ли не ежечасно. А толку никакого. Потому что убийца на следующий день не просаживает свой кровавый гонорар в кабаке, а выходит на работу – как всегда. И все – его нет. Впал в спячку до следующего заказа.

– Но этот-то уже засветился, – заметил я.

– А толку? Ищем, но пока – полный ноль. Залег на дно.

– И арестованные бандиты ничего не знают?

– Ничего. Один только главарь знал об этом человеке, да и тех сведений всего-то – имя да телефон домашний.

– Может, это он и проделал? – вдруг осенило меня.

– Ты о чем?

– О сегодняшнем взрыве!

– Не думаю.

– Ну почему же? – проявил я упрямство.

– По двум причинам. Во-первых, ему сейчас опасно высовываться. Во-вторых, покушение почти наверняка заказное. То есть исполнитель и заказчик – разные люди. И этот самый «спящий убийца» исполнителем никак быть не может. На него выйти очень сложно, понимаешь? Он сам по себе. Волк-одиночка. Не его ищут, чтобы сделать заказ, а он сам приходит и предлагает свои услуги.

– Вот он и пришел. И предложил.

– Нет, – покачал головой Мартынов. – Говорю же – он сейчас отлеживается. Нельзя ему высовываться, он и сам это понимает. Парень неглупый, я думаю.

– Значит, не он?

– Думаю, нет.

И опять Мартынов придвинулся до мне.

– Не сявки тобой занимаются, Жень. Хотя и сплоховали – со взрывом-то.

– Почему сплоховали? – удивился я.

– Потому что ничем их взрыв кончился. Пшиком.

– А в том не их вина, – усмехнулся я. – Они-то как раз все точно рассчитали. Мы давно уже должны были в том фургоне ехать, да только вот со съемкой задержались, наш герой опоздал на час.

Мартынов посмотрел на меня так, как, наверное, смотрят на вернувшихся с того света.

– В рубашке родился, – покачал он головой.

Я не стал его разубеждать.

– Что теперь делать собираешься?

– Пока ничего. Вот выдадим в эфир репортаж о взрыве фургона, а там посмотрим.

Я был не слишком искренен с Мартыновым, но все делалось ради его же спокойствия. Потому и в глаза ему я смотрел честно и открыто.

– Делу дадут ход, – сообщил Мартынов. – Вот этому – о взрыве фургона.

– Я понимаю.

– Всех вас будут привлекать как свидетелей.

– Ребята предупреждены, и все скажут как надо.

– А ты?

– А меня пока нет. Я в отъезде. И никто ничего обо мне не знает.

– Это хорошо, – одобрил Мартынов. – Сиди тихо, и здоровье будет в порядке.

Он помолчал с минуту, что-то обдумывая.

– Я буду держать тебя в курсе расследования. Связь держим через твоего приятеля, – кивнул он на Демина.

Илья приосанился.

– Хорошо, – сказал я. – Спасибо вам.

Я проводил Мартынова до двери.

– Поосторожнее! – сказал он напоследок.

– Уж это обязательно.

Я закрыл за ним дверь и вернулся в комнату.

– Значит, ты пока в глубоком подполье? – спросил Илья.

– Еще чего! – Я засмеялся. – Завтра со Светланой иду к Касаткину.

– Ты шутишь?!

– Нисколько. Я к господину Касаткину имею ряд очень важных вопросов. Ведь его почти наверняка в руководящее кресло усадили те же люди, которые стояли за спиной Алекперова. А они, эти люди, мне как воздух необходимы. Только они могут подтвердить, что Орехов в борьбе против меня имеет свой личный интерес.

– Так прямо у Касаткина и спросишь? – со вздохом поинтересовался Демин.

– Зачем же? Я с другого боку зайду. У нас ведь еще договор не подписан – вот и повод.

– А там тебя, может быть, ореховские ребята поджидают, – предположил Илья.

– Я же пойду не как я, пусть наши гримеры из меня нового человека сделают. Одолжишь свою физиономию на денек?

– Бери, – хмыкнул Демин. – Мне не жалко.

– И паспорт.

– А это зачем?

– Чтоб пропуск выписать. Кто же меня к Касаткину без пропуска пустит?

39

На встречу с возглавившим после смерти Алекперова телеканал Николаем Владимировичем Касаткиным мы отправились вдвоем со Светланой, потому что я сейчас был вовсе не я, а Демин – с помощью чудо-мастики мне слепили вполне правдоподобную деминскую физиономию, – а Демин подписывать документы не имел права, вот и пришлось задействовать Светлану.

Лицом я был вылитый Илья, но меня подводила комплекция – у меня, наверное, не такой богатырский аппетит, – и вся надежда была на то, что вряд ли Касаткин помнит всех, кого видел хотя бы раз в жизни, а с Деминым близко общаться ему и вовсе не доводилось.

Минут пять мы провели в приемной Касаткина. Здесь произошли огромные изменения. То, что на месте секретарши сидела незнакомая мне мадмуазель, странным не могло показаться. Новый шеф – новая секретарша, закон любого уважающего себя начальника. Но вот что меня поразило – отсутствие телохранителей. Не было тех крепких ребят, которые при Алекперове неприветливыми, цепкими взглядами ощупывали каждого появившегося в приемной посетителя. Как будто после смерти Алекперова спал психоз, нараставший все последние недели перед гибелью несчастного Алексея Рустамовича.

Поразмыслив, я пришел к выводу, что Касаткину и нечего бояться. «Отморозки», которые когда-то терроризировали Алекперова, были обезврежены. Наступила пора хрупкого затишья. Слишком много любопытных взоров было сейчас приковано к событиям вокруг телеканала, и никто не решался сделать с Касаткиным то, что называлось «взять под крышу». Боялись засветиться и сгореть. Ждали удобного часа, когда шум стихнет. И тогда все начнется сначала.

Сам Касаткин, похоже, нисколько не задумывался о столь безрадостной для него перспективе. Приглашая нас в кабинет, он просто-таки лучился благожелательностью и весельем совершенно счастливого человека. Лично плеснул нам в стаканы «колы» и даже сел не на свое начальственное место, а напротив нас, по-простому, демонстрируя свое к нам расположение.