– Ты обиделся?
– Нисколько. Я жду Загорского.
Черта с два я ждал Загорского. Просто при выборе между Мариной и Светланой я почему-то всегда склонялся в пользу первой.
– А-а, понятно.
Ничего тебе не понятно, милая!
– Я тебе позвоню.
– Ну конечно, – подбодрил я ее.
И положил трубку.
– Кто она? – спросила Марина.
Она все так же внимательно рассматривала потолок. Сказать ей правду – означало ее потерять.
– Моя жена, – ответил я.
Вот теперь Марина повернулась ко мне.
– Не гуди! – недоверчиво сказала она. – Ты не женат.
– Увы, но это так. Я соврал тебе сегодня, когда сказал, что бегал в магазин. Просто я провел ночь в ее квартире. Один. Она пригласила меня, сказала, что это очень важно. А когда я пришел, мы повздорили, и она меня оставила.
– А где же она ночевала?
– У своего хахаля.
– Вот стерва, – безо всякого чувства в голосе сказала Марина и придвинулась ко мне.
Почему женщины не терпят любовниц, но прощают нам то, что мы женаты? Загадка.
– Возьми меня замуж, – сказала Марина. – Мне с тобой хорошо.
– Ни за что!
– Почему? – спросила она, но было видно, что нисколько не удивилась.
– Есть женщины – жены, а есть женщины – любовницы. Это смешивать нельзя.
Она засмеялась:
– Негодный! Это же я говорила!
– Ты говорила это применительно к мужчинам. А я творчески развил твою мысль.
Я видел, что прощен. И немало был этому рад. Наверное, потому у нас все так славно и получалось. Нам слишком долго мешали, и теперь поглощаемый нами плод был особенно сладок. Я даже забыл о Загорском. Но он напомнил о себе требовательным звонком в дверь.
– Вот черт! – сказал я.
– Кто это?
– Наверное, граф.
– Будешь открывать? – всполошилась Марина.
– Я поговорю с ним на кухне. Жди меня здесь.
Я запахнулся простыней и вышел в коридор.
Глазка в двери не было, и поэтому все случившееся позже оказалось для меня полным сюрпризом. За дверью я увидел Константина Евгеньевича. Он был в изумительном костюме с отливом и держал в руке инкрустированную трость.
– А где Загорский? – осведомился я.
Это было единственное, до чего я додумался, пребывая в совершеннейшей растерянности.
– Его нет. Я один, – ответил Константин Евгеньевич и тонко мне улыбнулся. – Я могу войти?
– Конечно!
Я распахнул дверь, мой неожиданный гость вошел и проследовал по коридору. Именно так – проследовал, другого слова не подобрать. Я слишком поздно спохватился и что-то вякнул, сделав беспомощный жест в сторону кухни, но Константин Евгеньевич уже переступил порог комнаты, и я услышал, как взвизгнула Марина.
– Прошу прощения у мисс, – мягко сказал Константин Евгеньевич.
Он не развернулся и не ретировался, рассыпая многочисленные извинения, а сел на шаткий стул, оперевшись на свою трость. Я чувствовал себя совершеннейшим идиотом в своем нелепом наряде, состоящем из одной простыни. Марина лежала на диване, натянув на себя старое покрывало, и смотрела на неизвестного гостя с выражением растерянности и нескрываемой неприязни.
– Я не отвлеку вас надолго, – сказал Константин Евгеньевич, благосклонно глядя на меня.
Появление этого человека в моей обшарпанной квартире можно было сравнить разве что с внезапным прилетом марсиан.
– Загорский звонил по моей просьбе, – раскрыл карты Константин Евгеньевич. – Дело в том, что у нас возникли проблемы, и только вы, Женя, можете нам помочь.
Я не знал, чем могу помочь такому всемогущему в моих глазах человеку, но на всякий случай согласно КИВНУЛ:
– Мне нужно срочно доставить в Германию одну вещицу, – сказал гость. – Я очень рассчитывал на Загорского, но он не может, поскольку ваш шеф чинит ему препятствия. А к вам Самсонов, насколько я знаю, относится благосклонно?
Я пожал плечами:
– Он и к Загорскому неплохо относится.
– С Загорским у них трения, – печально поведал Константин Евгеньевич.
Пол был прохладный. Я переступил с ноги на ногу, но не решился пройти к дивану.
– Поэтому я прошу Вас отправиться в Германию.
– У меня нет загранпаспорта, – доложил я. – И еще нужна виза.
– У вас будет и то и другое, – сказал мой гость голосом человека, для которого не существует неразрешимых проблем. – Я думаю, мы договорились. Вы выручите меня, а я помогу вам. – И снова тонко улыбнулся.
– Я не могу.
– Почему?
– У меня работа.
– Поездка займет день, от силы – два Вы прилетите в Германию, передадите адресату бандероль – и обратно.
– А что за бандероль? – насторожился я, вспомнив, что держал этого человека за крупного мафиози.
– Две старинные книги.
Хотя Константин Евгеньевич произнес эти слова ровным и безучастным голосом, у меня перехватило дыхание. Заурядная контрабанда, я – курьер. В случае чего – лет десять отсидки, не меньше.
– Разрешение Министерства культуры на вывоз имеется, – все таким же ровным голосом сказал Константин Евгеньевич, будто даже не заметив моего состояния. – Так что все законно. Но дело в том, что я не могу доверить эти раритеты почте. К тому же меня поджимают сроки. Я потеряю деньги, если в назначенный день адресат не получит эти книги.
– Нет! – замотал я головой, показывая, что мое решение окончательно. – Извините, но – не могу.
Гость посмотрел на меня внимательно и строго. И я понял, что он не будет меня упрашивать. Такие люди не просят. Они делают предложение, и только один раз. В его взгляде не было недоброжелательности. Одна только строгость.
– Что ж, – сказал он и поднялся, опершись на трость. – В таком случае прошу извинить меня за беспокойство.
Он, склонив голову, попрощался с глядящей на него во все глаза Мариной и вышел в коридор. Я поспешил следом.
– Извините, – сказал я, чувствуя себя не очень уверенно.
Он неожиданно засмеялся – совсем негромко – и, протянув руку, потрепал меня по щеке. Это был необидный жест. Так треплет по щеке своего необтесанного жизнью сына многое повидавший отец. Его ладонь пахла чем-то сладким. Не запах, а всего лишь намек. Он вышел за дверь и стал спускаться по лестнице, не дожидаясь лифта. Я запер дверь и вернулся в комнату. Марина так и лежала, укрывшись покрывалом до самого подбородка.
– Это и есть твой граф? – спросила она.