– Посмотри-ка вот это, Светлана. Что-то в этом есть, мне кажется.
«Здравствуйте! Я вашу передачу люблю и с мужем ее смотрю. У вас там разные такие случаи, и я подумала, что вот бы с мужем моим такое! Он у меня чудной, и будет смешно, я вам его карточку высылаю, а если что, вы ее верните обязательно, потому что она одна такая, больше нету».
С фотографии смотрел потрепанный жизнью мужичок. Он, наверное, хотел выглядеть значительным и строгим и поэтому поджал губы, что придавало его лицу несколько комичный вид.
– Ну и что? – пожала плечами Светлана, ознакомившись с посланием. – Я таких за сегодня штук двести прочла.
Я, честно говоря, тоже. Но сдаваться я не намеревался.
– Ты посмотри на его лицо! – с жаром произнес я. – Нам лучший типаж не найти! Эти глаза! А эти поджатые губы! Ты разве не угадываешь его характер?
Я и сам тот характер не угадывал. Но мне очень хотелось, чтобы наше дело сдвинулось с мертвой точки. Этот дядька или кто-то другой – какая разница? Самсонов никогда не стремился к тому, чтобы участвующий в съемках программы человек все непременно делал точно по сценарию. Да, был сценарий, но ни разу Самсонов по ходу съемок не пытался подправить поведение героя. Он снимал события так, как они развивались, фиксировал естественную реакцию живого человека на предложенные тому условия. Снимал то, что на самом деле было в жизни. И это действительно смотрелось с интересом. Почему бы и нам не пойти по тому же пути? Хотя бы попытаться.
– Ну, давай попробуем, – сказала Светлана, словно услышав мои мысли.
В ее голосе я уловил нотки сомнения. Но сделал вид, что верю в успех.
По указанному на конверте адресу я отправился один. В Замоскворечье я не без труда нашел двухэтажный дом старой постройки, который смотрел на улицу давно не мытыми окнами. Квартира номер три была на втором этаже. Выкрашенная масляной краской дверь распахнулась едва ли не тотчас, стоило мне нажать кнопку звонка. Дородная женщина неопределенного возраста с прищуром всмотрелась в мое лицо.
– Вам кого?
Мне показалось, что она кого-то ждала. Но явно не меня.
– Мне нужна Козлова Вэ И, – ответил я, предварительно сверившись с данными на конверте.
– Я Козлова.
Наверное, именно такой она и должна была оказаться – отправительница того самого письма.
– Вы писали на телевидение?
Она всплеснула пухлыми руками и отступила на шаг:
– Ну конечно! Так вы с телевидения? Так то я вам писала! Про мужа своего!
– Он дома? – осведомился я, потому что своим шумным поведением Козлова В. И. могла запросто нарушить главное условие успеха нашего предприятия – секретность подготовки.
– Да он придет! Вот прямо щас! Я думала, это он! А это вы! Вы хотели с ним поговорить?
Я содрогнулся от одной мысли о подобном кощунстве. Будущий герой нашей программы – это почти святой. На него можно только смотреть, да и то издали, и ни в коем случае не входить с ним в контакт.
– Нет, нет! – поспешно ответил я. – Сначала я хотел бы поговорить с вами.
Козлова В. И., судя по всему, испытала настоящий шок. Не с мужем ее, а с ней самой хотел беседовать посланник телевидения. Я был препровожден в комнату, небогато обставленную, но очень опрятную, и усажен в древнее скрипучее кресло, которое, видимо, предназначалось для самых почетных гостей. В следующие пять минут на стол были выставлены: парящий чайник, не новые, в трещинах, чашки, малиновое варенье и печенье «Привет».
– Так что? – спросила хозяйка, усаживаясь напротив меня. – Вы с самого телевидения? Там, где башня?
– Где башня, – подтвердил я. – А вас как зовут?
– Вера.
– А по отчеству?
Она засмеялась и замахала руками, страшно при этом смутившись, как будто я сказал что-то неприличное.
– По отчеству не зовут меня. Тетя Вера – вот как.
Тетя Вера – это очень ей шло. Я улыбнулся. Она засмеялась ответно.
– Вы берите печенье, – сказала она. – Оно свежее. Племянник мой носит. Он на кондитерской фабрике работает, как идет со смены – обязательно несколько пачек прихватит.
Ее откровенность, похоже, не знала границ. Я подумал, что ее супруг уже запросто мог быть в курсе ее планов насчет нашей передачи.
– Скажите… э-э-э… тетя Вера – ваш муж знает о письме к нам?
– Нет! – Она округлила глаза. – Я же думала, что все должно быть секретно, а вы вот пришли, с ним хотите поговорить. Знала бы – давно бы ему сказала.
– Как раз ничего и не надо говорить! – всполошился я. – Насчет секретности – это вы верно мыслили. Тут, тетя Вера, такое дело. Ваш муж ничего не должен знать. Ни-че-го! Иначе все пойдет насмарку.
Насмарку – это было ей понятно. Она часто-часто закивала, округлив глаза. Боялась подвести это самое телевидение.
– Сейчас придет ваш муж, – продолжал я. – При нем мы разговаривать не сможем. Поэтому я оставлю вам свой телефон. – Я написал номер на листке из блокнота и отдал его своей собеседнице: она тотчас спрятала его в карман своего широченного халата. – Вы мне позвоните на днях, и мы с вами договоримся о встрече. Вы расскажете мне о муже – что он за человек, чем интересуется, что любит, чего не любит, и потом мы с вами поговорим о том, как будет сниматься наша программа. Еще мы заключим с вами договор, чтоб все было честь по чести.
– Это еще зачем? – нахмурилась тетя Вера.
– Мы запишем там, что вы обязуетесь помогать нам при подготовке к съемкам, а мы в случае, если эти съемки пройдут удачно и материал пойдет в эфир, выплатим вам вознаграждение.
– Деньги, что ли? – не поверила женщина.
Я утвердительно кивнул.
– Что ли, много? – озаботилась она.
Я назвал приблизительную сумму. Тетя Вера недоверчиво посмотрела на меня – не разыгрываю ли я ее.
– Это ж какие деньжищи! – потрясенно сказала она. Оказывается, ей и в голову не приходило, что за это полагаются какие-то выплаты. И письмо на телевидение она написала исключительно из любви к искусству. Или к собственному мужу.
– Давайте о муже вашем поговорим, – предложил я. – Пока он не пришел. Почему вы хотите, чтобы он участвовал в нашей программе?
– А вот он такой! – сказала тетя Вера то ли с вызовом, то ли с гордостью.
– Какой? – проявил я непонятливость.
– Других-то показывают. А мой чем хуже? Я ему вчера говорю: «Витюня, тебе б в кино сниматься!» Очень уж он у меня чудной.
– Чудит? – с надеждой уточнил я.
Хорошо, когда в человеке есть какая-то изюминка.
– Чудит! – с готовностью подтвердила тетя Вера. – И еще как! То наденет шляпу с галстуком да черные очки – и идет по улице на потеху всем.