Она развернулась и вышла. Мне было тошно оттого, что я ранил ее, но еще тошнее оттого, что она сочла, будто я сделал это намеренно.
* * *
Новичку кажется, будто окружная тюрьма – вроде низшей лиги для бейсболиста. Он понимает, что может оказаться в настоящей тюрьме, если осудят, и предвариловка кажется ему унижением. Конечно, если его признают виновным и посадят в тюрьму штата или даже в федеральную тюрьму, он поймет, насколько лучше было в окружной.
И дело тут в том, что на предварительном этапе осужденный чем-то занят, чего-то ожидает. Его допрашивают, к нему приходит адвокат, он готовится к суду… это новый опыт, и это значительное событие, что ни говори. Когда же подследственный осужден и заключен в тюрьму штата, он чувствует, что мир забыл о нем, и это на самом деле так. Его жизнь становится не просто жалкой, но еще и скучной, и конца этому не видно.
По моему мнению, окружная тюрьма – вполне сносное место. Но Оскар Гарсия почему-то так не считал. По мнению Оскара, то, что он находится здесь, – это произвол. Долбаные шуточки, как он неизящно выражался.
Оскар рвал и метал две-три минуты, потом наконец осознал, что раз я сижу здесь, то, должно быть, тоже играю во всем этом какую-то роль.
– А ты что за фрукт? – спросил он.
– Меня зовут Энди Карпентер. Я адвокат, меня назначили общественным защитником по вашему делу.
Несколько мгновений он пялился на меня, словно пытаясь что-то припомнить.
– А мы нигде не встречались?
– Может быть, – пожал я плечами. – Я посещал Нью-Йоркский университет. В какой студенческой организации вы состояли?
Кажется, Оскар не очень-то хорошо понимал иронию, и у меня было такое чувство, что он воспринимает любой юмор как унижение его достоинства. Он проигнорировал мой комментарий, главным образом потому, что вдруг вспомнил, где видел меня.
– Ты тот самый адвокат, правильно? – Он показал на меня пальцем, без сомнения, чтобы убедиться, что я понимаю, к кому он обращается.
– Я как раз это и пытаюсь вам сказать.
Он покачал головой.
– Да нет, я имею в виду, ты тот парень, которого показывали по ящику.
– Да, это я. Адвокат из телевизора.
Он как-то странно покосился на меня, словно сам себе не верил.
– И чего тебе от меня нужно?
Оскар был недоверчив – первый признак интеллекта, который я у него заметил. Я решил сказать ему правду, хотя и не всю. Пока что это было большее, что я мог себе позволить.
– Я подумал, что вы можете нуждаться в моей помощи.
– Плевал я на помощь.
– Ладно, тогда я найду кого-нибудь, кто нуждается. – Я поднялся, чтобы идти. – Увидимся в студгородке.
Я успел дойти до двери и занес одну ногу над порогом и в этот момент услышал:
– Погоди, мужик.
Варианта было два: сделать вид, что не слышал этого, и выйти – либо вернуться и продолжить это безумие. Я вернулся.
– В чем дело, Оскар?
– Я этого не делал, мужик. Я сделал много всякого дерьма, так, по мелочи, но это – не моя работа.
– Вы были знакомы с Дорси? – спросил я.
– Да так, немного. Крупных дел у нас не было. Он иногда на меня наезжал, но это все лабуда.
– А как вы с этим справлялись? – поинтересовался я.
– Да никак. Не суетился и занимался своим делом.
– А что это за дело? – спросил я.
– А какая, к черту, разница? При чем тут мои дела? Мой бизнес – это мой бизнес.
Я пододвинул стул и уселся меньше чем в футе от него.
– Послушай меня внимательно, Оскар, потому что это я скажу только один раз. Твои дела – это мои дела. Все, что касается тебя, – это мое дело. И если я задаю вопрос, какой угодно вопрос, в твоих интересах отвечать на него настолько подробно, насколько это вообще возможно.
Он мог послать меня – но побоялся, что я уйду.
– Ладно, мужик, – сказал он. – Но ты не станешь трепать языком, идет? Это останется между нами?
Я кивнул.
– Это называется «соглашение между адвокатом и клиентом», и ты даже представить себе не можешь, через какое дерьмо я прошел, чтобы соблюсти его.
Тут он рассказал мне о своей торговле наркотиками и сутенерстве. Это действительно были мелкие делишки, но его маленькая территория, так же, как у Дэнни Роллинза, была дана ему на откуп, и он платил солидный куш от своих доходов тем, кто его контролировал. Времена Аль Капоне прошли, но гангстерство, по крайней мере в этой сфере, было на удивление неизменным.
Оскар наотрез отказывался говорить о гангстерах, с которыми он имел дело. Так трогательно: он считал себя «повязанным» с ними, хотя был в самом низу преступной цепочки – ниже только его жертвы. Я не давил: не исключено, что его связи чем-то помогут ему в ходе следствия.
Я попробовал выяснить обстоятельства самого дела, не слишком углубляясь. Пора вопросов придет, когда я буду знать больше об уликах, собранных полицией. Я спросил о складе, где было найдено тело.
– Ну да, там были мои отпечатки, – признал он. – Это же мой склад.
Склад был по соседству с парком, где он работал, иногда он прятал там товар, и к нему туда даже заходили отдельные покупатели, постоянные клиенты, когда полиция ошивалась в том районе. Он считал этот склад своей штаб-квартирой. К тому же, как он изящно выразился, «отпечатки пальцев – это дерьмо, они вообще ни черта не значат».
– Запишите, пожалуйста, эту фразу. Я хочу использовать ее в своей заключительной речи перед присяжными.
Он никак не отреагировал на мою шпильку. Бесполезное занятие язвить, если человек глух к иронии.
– А теперь я скажу кое-что важное, – продолжал я. – Кто-то позвонил в полицию – какая-то женщина. Она сказала, что ты убил Дорси. Ты не знаешь, кто бы это мог быть?
– Ты чё, мужик? Конечно, нет.
– А как насчет уличных девочек – твоих подопечных?
Он активно затряс головой. В них он уверен.
– Нет, ни черта подобного. Они знают, что с ними за это будет.
С каждой последующей его репликой он нравился мне все меньше и меньше.
– Что же, нет никого, кто хотел бы подставить тебя? – спросил я. – Никого, кому ты перебежал дорожку?
– Враги-то есть. Конкуренты, усек? Это часть бизнеса.
– Напиши список всех, с кем вы друг друга не понимали, – сказал я.
– Ладно, – кивнул он.
– Сколько пачек бумаги тебе понадобится?
– Охранник принесет мне бумагу.
«Оскар, я же оскорбляю тебя! – думал я. – Твой адвокат оскорбляет тебя. Откажись от меня!» Ладно, этим его не проймешь. Я дал себе слово забыть о сарказме, пока работаю над этим делом. Сомневаюсь, что сумею, – не так-то просто расстаться с любимой дурной привычкой. Интересно, можно ли заказать такой намордник, чтобы не позволял язвить?