Я был ужасно рад за Уилли, но настолько занят текущим судом, что сначала испытал раздражение оттого, что меня отвлекают от работы. Но все же если я немедленно не сообщу Уилли, это будет свинство по отношению к нему. Поэтому я попросил Эдну позвонить ему и пригласить его приехать.
Уилли приехал так быстро, что я подумал: уж не ждал ли он звонка Эдны прямо на лужайке перед моим домом? С ним как всегда был Бакс, который, по-видимому, предвкушал перспективу раскопок еще одной головы.
– Что новенького? – спросил Уилли.
– Мы получили официальный отклик от наших ответчиков.
– Да ты чё? – взволнованно воскликнул он. – У тебя пиво есть?
– Ты хочешь выпить, прежде чем услышишь ответ?
– Да нет, просто все хорошие новости в моей жизни я обязательно получал с бутылкой пива в руке. Каждый раз.
– Правда? – спросил я. – А как насчет того раза, когда присяжные объявили тебя невиновным и ты покинул камеру смертников?
Об этом случае он как-то забыл.
– Ладно, забудь о пиве. Что они сказали?
Я показал ему соглашение.
– Если ты подпишешь эту бумагу, тебе выдадут чек больше чем на одиннадцать миллионов долларов.
Уилли безмолвно пялился на меня секунд двадцать, потом до него дошло, он схватил Бакса на руки, посмотрел псу в глаза и заорал:
– Я ж говорил! Не, ну я ж тебе говорил!
А потом он заплакал. Не то чтобы разрыдался, но носом шмыгал вовсю, и слезы явно капали. Бакс, кажется, расстроился гораздо меньше, без сомнения, понимая, что скитания по улицам и отбросы на обед навсегда остались в прошлом, а впереди его ждут только пирожные от лучших кондитеров.
Уилли вновь повернулся ко мне, по-видимому, желая объяснить свою реакцию.
– Это все равно не возместит мне того, через что я прошел, понимаешь? Но это чертовски здорово.
Когда-то давно я говорил Уилли, что буду заниматься его делом за десять процентов, что гораздо ниже стандартных расценок. Но даже при этом на одном его деле я заработал больше, чем за всю свою юридическую карьеру.
Я засмеялся, осознав это, и повернулся к Кевину.
– Ты-то хоть понимаешь, что мы только что заработали больше миллиона комиссионных?
– В каком смысле «мы»?
– Ты в доле, получаешь половину, – сказал я.
– Энди, ты платишь мне сто пятьдесят долларов в час, – сказал неизменно честный Кевин.
Я энергично помотал головой.
– Не в этом деле. За это дело ты получаешь полмиллиона. Можешь купить те сушильные автоматы и стиральные машины тройной загрузки, на которые ты положил глаз, – я повернулся к Эдне, – а вы получаете две сотни.
– Долларов? – спросила она.
– Тысяч, – ответил я.
Тут в гостиную вошла Лори, и я отдал ей остаток суммы, дабы она могла оплатить услуги адвокатов. Через несколько минут мы все хохотали, не помня себя – краткая, но долгожданная передышка от все нарастающего давления, которое мы испытывали все эти месяцы.
Эдна позвонила кузену Фреду, назначив встречу для Уилли и для себя, чтобы распорядиться неожиданным богатством. Мы с Кевином вернулись к планированию стратегии на завтрашнее слушание. Учитывая наши шансы, мне, возможно, стоило сэкономить на Кевине и предложить полмиллиона Топору.
В суде мы встретились с Дареном Хоббсом, Синди Сподек и Эдвардом Петерсоном, федеральным адвокатом, представляющим интересы ФБР в суде. Хоббс игнорировал меня – он был, разумеется, все еще зол за угрозу сделать то, что я как раз и сделал – вызвать его в суд. Сподек тоже не замечала меня, без сомнения, беря пример со своего шефа.
Топор вызвал меня первым, напомнив, что я должен быть краток, поскольку он уже прочел наше ходатайство. Я пересказал все, что мне было известно о связях Дорси с организованной преступностью и о расследованиях Отдела внутренних расследований и ФБР. Затем я рассказал о Кэхилле-Стайнзе, начиная с его визита ко мне в офис, «признания» в убийстве и сообщения об окровавленной одежде в кустах за стадионом и заканчивая убийством Барри Лейтера.
Думаю, мой рассказ был достаточно интригующим, если не сказать блестящим, но имел крайне отдаленное отношение к материалам ФБР. Было трудно скрыть правду: мы понятия не имеем, что в этих материалах, и наше желание ознакомиться с ними – не что иное, как хватание за соломинку.
И Дилан не заставил себя долго ждать, обнаружив это.
– Ваша честь, это просто попытка найти дополнительные улики, – сказал он. – Адвокат защиты излагает непроверенные данные, чтобы помочь своей клиентке. Даже если суд и поверит в их правдоподобие, чего я категорически не рекомендую, связь рассматриваемого дела с расследованием ФБР – не более чем предположение.
Затем Топор повернулся к Петерсону, государственному юристу, который представил позицию особого агента Хоббса по этому вопросу, а именно сказал, что в материалах следствия, касающихся Дорси, нет ничего, что может быть полезно любой из сторон в данном деле, а также что в них нет никаких упоминаний о Кэхилле-Стайнзе. Петерсон сделал особый акцент на том, что Хоббс – военный офицер, имеющий множество наград как за боевые заслуги, так и за службу в ФБР. И если верить Петерсону, нет никаких причин не верить ему на слово.
Но и на этом Петерсон не остановился.
– Детали этого расследования имеют некоторое касательство к государственной власти, – сказал он. – Эти незначительные новые данные никоим образом не могут повлиять на ход дела, однако их обнародование может повлечь за собой множество новых судебных разбирательств. Материалы, о которых идет речь, по своей специфике должны храниться в тайне – многие из тех, кто сотрудничает с ФБР, делают это только на условиях полной секретности. Если их доверие будет подорвано, это полностью затормозит все дальнейшие расследования.
Но Топор, благослови Бог его душу, был непреклонен.
– Мы не говорим о публикации материалов следствия в «Нью-Йорк таймс», – отрезал он. – Мы говорим о том, что я просмотрю эти материалы в своем кабинете, без посторонних, и решу, имеют они отношение к данному делу или нет.
– При всем моем уважении, ваша честь, – возразил Петерсон, – агент Хоббс настаивает на том, что материалы не имеют ценности для дела.
– И он, возможно, прав. Однако он герой войны, а не судья. И это довольно хорошо уравновешивает ситуацию, поскольку я как раз судья, но не герой войны. Я надеюсь, материалы у вас с собой?
– Как вы и распорядились, ваша честь, – кивнул Петерсон.
– Хорошо. Дайте их мне, я их изучу.
Петерсону оставалось лишь покорно кивнуть, а Хоббсу – встать и выйти. Сподек последовала за ним. Мы победили, но имела ли наша победа какой-то смысл, будет зависеть от того, что Топор обнаружит в материалах следствия.