Я пересек комнату и пошел вниз, старательно переступая через разнообразный хлам, наваленный на лестнице. Когда я спустился вниз, Шмыгов все еще воевал со своим мотоциклом. Двигатель никак не хотел заводиться. Я остановился в дверях. Смотрел Шмыгову в спину и постепенно созревал. Поискал глазами что-нибудь поувесистей. Прямо под моими ногами среди прочего мусора лежал обрезок старой трубы. Я подхватил его и направился к Шмыгову. Тот был так увлечен сражением с непослушным мотоциклом, что не обнаружил моего появления до последнего момента.
Я ударил его с такой силой, что насквозь проржавевшая труба рассыпалась, Шмыгов опрокинулся вместе со своим мотоциклом. Я поспешно ощупал его карман, нашел пистолет, проверил, заряжен ли, и только после этого со своего мобильника позвонил в милицию.
* * *
Милицейский наряд примчался так быстро, что Шмыгов даже не успел очухаться. Ему, еще находящемуся в беспамятстве, надели наручники. Милиционеры прочесали близлежащие улицы, но двое шмыговских сотоварищей как сквозь землю провалились.
Шмыгова отвезли в ближайшее отделение милиции. Я к тому времени уже связался с Мартыновым и сообщил ему о случившемся. Он прислал своих людей, чтобы доставить Шмыгова в прокуратуру. Я поехал вместе с ними.
За прошедшие сутки, как мне показалось, Мартынов даже похудел. Темные круги под глазами. Ему бы отоспаться.
Мартынов увидел меня, похлопал по плечу. Я хотел рассказать ему, как все было, но он лишь бросил коротко:
– Позже!
Из машины выволакивали едва очухавшегося Шмыгова. Я только сейчас рассмотрел, как горят глаза у Мартынова. Они сбились с ног, разыскивая Шмыгова и Ольгу, и вот такая неожиданная удача.
– Ко мне его! – бросил своим парням Мартынов.
Обернулся ко мне. Взгляд-то у него горел, но озабочен он был сверх всякой меры. Как будто появление Шмыгова лишь на время отвлекло его от более важных дел.
– Ты мне будешь нужен, – сказал он. – Я тебе кое-кого покажу.
– Хорошо. А пока возьмите вот это.
Я протянул ему кассету.
– Что это? – озаботился Мартынов.
– Шмыгов добыл ее в банке у Ласунского. И после этого на Шмыгова устроили облаву.
– Посмотрим, – заинтересовался Мартынов. – Ты подожди меня. Договорились?
Я кивнул в ответ.
Мартынов вновь появился через час с лишним. Я уже было подумал, что он обо мне забыл.
– Извини, Женя, – сказал он мне озабоченно. – Очень уж интересно этот Шмыгов рассказывает. Заслушаться можно.
Он невесело засмеялся. Мы вошли в здание прокуратуры. Пока шли по коридору, Мартынов о чем-то напряженно размышлял. У одной из дверей мы остановились, и мне показалось, что Мартынов замешкался. Будто в нерешительности пребывал, не зная, стоит ли ему открывать эту самую дверь. Наконец распахнул ее:
– Входи!
Никого в том кабинете не было. Спертый воздух, кислый запах горелого табака и гора окурков в пепельнице. Мартынов прошел через кабинет, тронул рукой лежавшую на столе папку, но не раскрыл ее. Стоял над столом, понурив голову. Наверное, он все же чертовски устал.
– Спасибо тебе за список, – вдруг сказал он. – Очень пригодился. Мы хорошо по нему поработали.
Забарабанил пальцами по той самой папочке. И только теперь я понял, что он напряжен. Хочет что-то сказать и никак не решается. И когда я сопоставил это его напряжение с его же обещанием кого-то там мне показать…
– Вы нашли Ольгу?! – выпалил я.
Мартынов поднял голову и посмотрел на меня так, будто хотел понять, откуда я такой догадливый свалился на его голову.
– Я хочу ее видеть! Она здесь? У вас?
Мартынов выбивал пальцами тревожную дробь.
– Я хочу ее видеть! – упрямо повторил я.
– Это невозможно.
– Почему?
– Ее нет, Женя.
И я натолкнулся взглядом на печальный взгляд Мартынова. Сердце мое оборвалось и упало в ноги.
– Как – нет?
– Она умерла. Несколько часов назад.
– Что вы с ней сделали? – спросил я тихо и страшно.
У Мартынова дрогнула щека.
– Она сама, Женя. Своими собственными руками.
И раскрыл наконец ту самую папочку. А в ней были фотографии. Много. Совсем еще свежие. Я всмотрелся в ту, что лежала сверху, не выдержал и закрыл глаза. Имели ли вы когда-нибудь несчастье видеть повешенного человека?
– Мы приехали за ней, – словно откуда-то издалека послышался голос Мартынова. – Не знали точно, там ли она. Просто проверяли. Местные сказали, что она там. Мы начали поиск, но не успели. Наверное, она увидела нас. И поспешила сделать это…
Мартынов закрыл свою ужасную папку.
– Она была мотором всему. Неизвестно за что так хотела отомстить Жихареву, что натравила на него собственного мужа. И до последнего, кажется, надеялась, что все сойдет ей с рук.
Помялся, прежде чем продолжить:
– Прости, Женя. Мне очень жаль.
Как будто он был в чем-то виноват.
– Вы мне обещали кого-то показать.
– Ах, да, – воодушевился Мартынов, обрадовавшись возможности сменить тему разговора. – Пойдем.
Вывел меня в коридор. Мы поднялись на следующий этаж. В одном из кабинетов, куда мы пришли, находились двое. Милиционер у двери, и еще один человек – он сидел на стуле спиной ко входу, когда мы вошли.
– Встань! – буркнул ему в спину Мартынов.
Человек поднялся со стула, обернулся, и я его узнал. Толик. Тот самый, что настрочил на меня некролог. Вот его увидеть здесь я никак не ожидал.
– Там же его взяли, – сообщил Мартынов. – Где и Бояркова была. Только в разных домах.
Теперь я понял, где скрывалась Ольга. Где было то место, о котором они оба могли бы знать – и Ольга, и Толик. Деревня в Подмосковье. Та самая, в которой якобы хозяйничали оставшиеся с войны партизаны. Деревня, по прихоти судьбы на время выпавшая из суеты жизни. Там не было никого посторонних, ночлег стоил какие-то копейки и можно было укрыться от свалившихся на голову невзгод.
Я обернулся к Мартынову. И он спросил меня взглядом – что будем делать? Сегодня он закончил большую и еще совсем недавно казавшуюся невыполнимой работу. И потому был способен на широкий жест. Еще он хотел мне потрафить, чтобы хоть чем-то сгладить то неприятное, что я совсем недавно от него услышал.
– Пусть идет, – сказал я Мартынову.
Он согласно кивнул.
– Пошел вон! – бросил я Толику.
Толик не поверил, воззрился на Мартынова.
– Тебе же сказали! – проявил тот строгость.
Милиционер снял с Толика наручники. Лично для него весь этот кошмар уже закончился. Но он все равно не ушел. Дождался меня на улице. Когда я вышел из прокуратуры, он приблизился, но ничего не мог сказать. Прятал глаза. Но лично мне он был уже безразличен. Я даже не злился на него. Уже почти забыл о его существовании. Слишком много событий произошло за последнее время.