– Жди! – бросил я ему коротко.
Нагнал Ольгу. Она обернулась.
– Ох, как ты меня напугал!
Как она изменилась за последние дни! Четкие тени пролегли под глазами. А в самих глазах поселилось что-то такое, чему не сразу дашь определение. Полное отсутствие радости и знания о том, что в жизни бывают счастливые мгновения. Потухшие глаза. И такая же, видимо, тусклость в душе.
– Ты не звонила мне.
– Не звонила, – подтвердила она спокойно.
Следующим ее вопросом должен быть: «Ну и что?» Я угадал это по глазам.
– Ты в то утро так внезапно ушла.
– Да.
– Я тебя чем-то обидел?
– Нет.
С ней что-то происходило. Я привлек ее к себе и обнаружил ее полное бесчувствие. Безжизненная кукла. Делай с ней, что хочешь, не издаст ни звука.
– Оленька! – сказал я. – Все уже позади! Теперь у нас впереди ничего, кроме светлых и радостных дней.
Я излечу ее от этого. Я верну ей интерес к жизни. Она забудет обо всем плохом, что было прежде.
– Поедем со мной. Я отвезу тебя к себе…
– Я иду на работу.
– К черту работу! Ты забудешь об этой борьбе за кусок хлеба. Я дам тебе все, что ты пожелаешь. Все мечты, которые у тебя были, превратятся в реальность.
Я обещал ей близкое счастье, как ребенку обещают давно желаемую куклу. Все, что ребенок хочет, только бы не плакал. Но Ольга была непробиваема. Я никак не мог до нее достучаться. И даже смотрела она не на меня, а сквозь меня. Будто я отсутствовал вовсе. Фантом, призрак, пустое место, ноль. Я легонько ее тряхнул. Никакой реакции.
– Должно пройти время, – сказала Ольга, по-прежнему глядя сквозь меня. – Не знаю – сколько. Наверное, много. И тогда, когда все заживет… Когда забудется…
Она сделала неопределенный жест рукой. «Я не знаю, забудется ли, – будто хотела сказать она этим жестом, – но сейчас мне очень плохо».
Мы сошлись с ней тогда, когда оба поверили, что нас предал один и тот же человек. Это как общая беда, которая сближает. Ольге было тяжелее, чем мне, потому что она любила Жихарева, а ее любовь оказалась никому не нужной. И когда все это произошло и она, раздавленная, уже не видела солнца, я оказался рядом с ней и она ухватилась за меня, как за соломинку. Вряд ли она была так уж счастлива со мной. Просто ей стало легче, когда ее одиночество прервалось. И вдруг все рухнуло еще раз. Когда выяснилось, что Жихарев не предавал ее, быть может. И начавший было отстраиваться заново мир рассыпался, больно раня своими осколками.
– Извини, – сказала Ольга. – Мне надо идти.
– У меня такси. Я отвезу тебя.
– Спасибо, не надо.
Отмахивалась от меня, как от назойливой мухи.
– И не приезжай ко мне больше. Хорошо?
Я не нашелся, что на это ответить. Ольга развернулась и пошла в сторону метро.
– Эй! – крикнул мне таксист. – Ехать будем?
Целый день я занимался делами, а к вечеру уже знал, как поступить. Когда человек болен, его необходимо лечить. Не обращая внимания на его капризы.
Я поехал за Ольгой. Поднялся к ее квартире, позвонил. Дверь мне открыл Антон. Вот уж его-то я никак не ожидал увидеть. Обычно он допоздна пропадал на работе.
– Какие гости! – восхитился Антон.
С чувством пожал мне руку. Знал бы он, с чем я пришел. Впрочем, я не собирался таиться. Самые большие проблемы начинаются тогда, когда существует неопределенность. Гангрену не излечишь примочками. Только ампутацией.
– Мне нужна Ольга.
– Ее нет, – сказал Антон. – Но вот-вот должна прийти. Ты проходи, почаевничаем пока. Ты за рулем?
– Нет.
– Вот и отлично.
Он выставил на стол початую бутылку водки, свежие помидоры, нарезал колбасы и хлеба.
– По-простому, – хохотнул. – По рабоче-крестьянски.
– Я пить не буду.
– Почему? – удивился он.
– Я приехал за Ольгой.
– Что? – растерялся Антон.
У него был такой вид, будто его только что ударили по голове и он никак не мог понять, где он и что с ним.
– Я забираю ее.
– Это ты так решил? А сама Ольга? – осведомился Антон.
Он никак не мог поверить в то, что все происходит всерьез. Для него случившееся было полной неожиданностью.
– Она тоже «за».
– Ты уверен?
– Да, – ответил я со всей возможной твердостью.
Я совершал очень нехороший поступок. Мерзкий поступок. Я отбирал жену у ее законного мужа. Но что-то во мне уже произошло. Понятия «хорошо» и «плохо» сместились и никак не могли встать на свои места. Потому что я не знал твердо, что лучше. Или оставить все, как есть: чтобы истерзанная событиями последнего времени Ольга продолжала жить вот в этом мире, в котором ей было тяжело и который она ненавидела, в котором был ее никчемный муж, и этого мужа она должна была любить просто по заведенной кем-то обязанности, просто потому, что так принято. Должна была жить и медленно сходить с ума и от этого мужа, и от мерзостей окружающей ее жизни. Или я должен был вырвать Ольгу из ее мира. Почти насильно заставить забыть о прошлом и также насильно заставить верить в лучшее. Так больного усиленно пичкают антибиотиками, чтобы побыстрее вернуть его к нормальной жизни.
Антон замедленным движением плеснул в свою рюмку водки.
– Может, не будешь пить? – предложил я.
– Почему же?
– Поговорим спокойно.
– Мы и так поговорим, – пообещал он и выпил водку с задумчивым видом. Закусил помидором, так что брызнул сок. Спросил, не глядя на меня: – У тебя с ней что-то было?
– Да.
– Давно это у вас?
– Давно.
– Сволочь, – пробормотал он.
Я так и не понял – мне или Ольге он дал оценку.
За окном догорал день. Солнце еще не скатилось за крыши домов, но дневной зной уже ушел.
– Тебя в детстве не учили, что чужое брать нехорошо? – спросил Антон.
– Ольга – не вещь.
– Для мужчины женщина – всегда вещь, которой хочется обладать. Ты ведь тоже хочешь – обладать.
Посмотрел на меня, перебирая в руке свою жиденькую бороденку.
– Я не хочу об этом говорить.
– Конечно, о чем тут говорить. Пришел и взял!
В его голосе мне послышалась горечь.
– Этот разговор мы будем продолжать в присутствии Ольги, – сказал Антон. – Я прямо спрошу, она так же прямо ответит.
Он плеснул в рюмку водки. Выпил. Если будет продвигаться вперед этакими темпами, то к приходу Ольги окажется в таком же состоянии, в каком я его недавно видел.