— Как поживает наш лилипут? — поинтересовалась Ева и вонзила зубы в кусок хлеба, в который Булле планировал вонзить свои.

Ева была сестрой Булле, и она всегда либо скучала, либо злилась.

— Ты знаешь, что бойцовый пес — самая глупая в мире собака? — спросил Булле. — Настолько глупая, что, отнимая пищу у карликового пуделя, не знает, что попадает в ловушку.

— Заткнись, — сказала Ева.

Но Булле не заткнулся:

— Если карликовый пудель знает, что бойцовая собака унюхала его хлеб с колбасой и бежит отнять его, он намазывает на хлеб слизь от слоновых улиток.

— Слоновых улиток? — фыркнула Ева, бросив на него подозрительный взгляд.

К ее большому огорчению, Булле прочитал много книжек и знал такие вещи, о каких она и не подозревала. Поэтому Ева никогда не была уверена, выдумал что-то Булле сам или же прочитал в своих дурацких книжках. Эти сведения могли содержаться в той книге, которую Булле очень любил читать, — толстой старинной пыльной книге, оставшейся после дедушки, которая называлась «Животные, которых, на твой взгляд, лучше бы не было».

— Как, ты не видела слоновых улиток? — воскликнул Булле. — Посмотри в окно. Их там навалом на лужайке. Толстые жуткие звери. Если сжать их между двумя книгами, из них начинает вытекать желто-зеленая слизь, как из носа у людей, заболевших пекинским гриппом третьей степени. Нет ничего хуже соплюшек от пекинского гриппа третьей степени. Если, конечно, не считать слизи от слоновых улиток.

— Если ты будешь издеваться, то попадешь в ад, — пробормотала Ева и попыталась заглянуть под кусок колбасы.

Булле соскочил со стула.

— Было бы классно, если бы у них здесь был школьный оркестр, — сказал он. — Я смог бы играть на трубе.

— Ты никогда не будешь играть ни в каком оркестре! — крикнула ему Ева. — Кому нужен трубач такого роста, что его не видно из-за большого барабана? Ни в одном оркестре нет такой маленькой униформы!

Булле надел в коридоре крохотные башмаки и вышел на лестницу, встал в позу, крепко сжал губы, приложил к ним трубу и исполнил мелодию, которой его научил дедушка. Это был утренний военный сигнал, который означает «Подъем» и будит даже любителей поспать.

— Стройся! — крикнул Булле, закончив играть (дедушка научил его и этому). — Ноги вместе, гляди веселей! Приготовиться к утренней поверке, к исполнению королевского гимна. СМИР-Р-НО!

Мужчины, разгружавшие фургон, застыли по стойке «смирно» на гравийной дорожке у дома, держа в руках мамин пятиместный диван. Несколько секунд было так тихо, что слышалось только пение птиц и шум мотора мусоровоза, проезжавшего в это время по Пушечной улице.

— Интересно, — раздался вдруг веселый голос с легкой картавостью. — На улице появился еще один комендант.

Булле обернулся. К деревянному забору соседнего дома прислонился высокий худой мужчина. Его седые волосы были такими же длинными и неухоженными, как и трава в его садике. Синее пальто напоминало халат учителя труда из школы, в которой раньше учился Булле. Очки на носу больше походили на очки для плавания. Булле подумал, что если это не рождественский гном, внезапно постройневший, то это точно чокнутый профессор.

— Я вам мешаю? — спросил Булле.

— Напротив, — улыбнулся взъерошенный. — Я вышел посмотреть, кто так хорошо играет. Эти звуки разбудили во мне приятные воспоминания о плавании по реке во Франции много-много лет назад.

— Плавании? — спросил Булле.

— Именно так. — Профессор мечтательно закрыл глаза от яркого солнца. — На судне, плывшем по реке, были я, мой мотоцикл и множество коз. Солнце садилось, подул ветер, поднялись волны, и козы принялись громко блеять. Этот звук я не забуду никогда.

— Привет, — сказал Булле. — Меня зовут Булле. Что можно сказать про такое имя?

— Вряд ли что-то можно сказать, — картаво проговорил профессор. — Если только ты сам что-нибудь не скажешь, конечно.

Вот так Булле встретился с доктором Проктором. Доктор Проктор не был рождественским гномом. Он был чокнутым профессором. Ну, скажем, почти чокнутым.

Глава 3. Первое тестирование порошка

— Меня зовут доктор Проктор, — представился профессор. Из-за его картавости эта фраза напомнила звучание плохо смазанной газонокосилки. — Я — чокнутый профессор. Ну, почти чокнутый.

Он сердечно рассмеялся и стал поливать буйно растущую траву из зеленой лейки.

Булле, большой любитель интересных бесед, отставил трубу, спустился с лестницы и подбежал к забору:

— А почему вы думаете, что вы почти чокнутый, господин Проктор?

— Доктор Проктор. Ты когда-нибудь слышал о профессоре, который хотел изобрести порошок от сенной лихорадки, а вместо этого изобрел ветрогонный порошок? Нет? Я так и подумал. Безумная история, правда?

— Как посмотреть, — сказал Булле и запрыгнул на забор. — А что делает ваш ветрогонный порошок? Люди перестают пускать ветры?

Профессор засмеялся еще громче.

— Если бы дело было так, кто-нибудь купил бы у меня этот порошок. — Он перестал поливать и задумчиво почесал бороду. — Интересно ты говоришь, Булле. Если бы порошок останавливал это дело, люди могли бы брать его с собой, отправляясь в гости или на похороны. Есть много таких мест, где крайне нежелательно пускать ветры. Я об этом не подумал.

Он бросил лейку в траву и направился к своему синему домику.

— Интересно, — бормотал он на ходу. — А что, если перевернуть формулу?

— Подождите! — закричал Булле. — Подождите, доктор Проктор!

Он спрыгнул с забора и упал в высокую траву, а когда встал, то не увидел профессора — только синий домик и лестницу вниз к открытой двери в подвал. Булле подбежал к двери со всей быстротой, с какой его могли принести короткие ножки. Внутри было темно, но он услышал стук и царапание. Булле постучал по косяку двери.

— Входи! — закричал профессор из подвала.

Булле вошел в полутемный подвал. Он увидел у стены старый разобранный мотоцикл с коляской. И еще — полку с фигурками Микки-Мауса и стеклянную банку со светло-зеленым порошком и этикеткой, на которой очень большими буквами было написано: «Светло-зеленый порошок доктора Проктора». А ниже буквами поменьше: «Блестящая идея, которая может сделать мир немного веселее».