– Здравствуйте, Сидни, – кивнула она. – Мне понравился ваш сценарий.
Я был настолько ошеломлен, что не сразу нашелся с ответом, а потом расплылся в идиотской улыбке:
– Спасибо.
– Очень хорош, правда? – спросил Фрид.
Дверь открылась, и вошел Джин Келли. К этому времени я успел немного успокоиться. Джин Келли. Еще одно знакомое лицо. Я видел его в «Тысячах приветствий», «Девушке с обложки», «Поднять якоря». Сегодня я словно встретил старых друзей.
Он поздоровался с Джуди и Артуром, после чего обратился ко мне:
– Автор, автор, вы проделали чертовски хорошую работу!
– Не правда ли? – оживился Артур Фрид.
Эйфория кружила мне голову. Значит, я волновался зря?
– Может, у вас есть предложения… – начал я.
– У меня никаких, – заявила Джуди.
– У меня тоже, – поддержал ее Келли. – Просто превосходно.
Фрид улыбнулся:
– Ну что ж, совещание вышло совсем коротким. Декорации готовы. Съемки начинаются в понедельник.
После этой встречи я вернулся к себе и стал разбирать сумку с вещами.
– Можно спросить, что происходит? – с недоумением осведомилась секретарша.
– Я передумал.
В понедельник меня снова вызвал Фрид:
– У нас проблема.
От страха у меня перехватило дыхание.
– Что-то не так со сценарием?
– Нет, с Джином Келли. В субботу он играл в волейбол и сломал ногу.
– Значит… значит, съемки откладываются?
– Я отослал ваш сценарий Фреду Астеру. Он ушел из кино в прошлом году, но если ему понравится ваш сценарий, то согласится работать.
Я с сомнением покачал головой:
– Астеру сорок восемь лет. Джуди – двадцать пять. Публике не понравится такая разница в возрасте. Вряд ли зрители примут их вместе! Ничего не получится.
– Давайте посмотрим, что скажет Астер, – терпеливо заметил Фрид.
Фред Астер согласился. На следующий день мы встретились в офисе Фрида, и он сказал:
– Спасибо за чудесный сценарий. Нас ждет интересная работа.
Когда я увидел Астера, мои дурные предчувствия развеялись. Он выглядел молодым, энергичным и полным сил.
У Астера была репутация перфекциониста. В картине, где его партнершей была Джинджер Роджерс, он продолжал репетировать танец, пока она не стерла ноги до крови.
В первый день съемок я пришел на площадку. Астер стоял в дальнем конце, где готовились к первому кадру. Я, в другом конце, рассказывал Джуди какую-то историю и только разошелся, как подбежал помощник режиссера:
– Мы готовы к съемкам, мисс Гарланд.
Я стал подниматься.
– Нет, – потребовала Джуди, – сначала доскажите.
– Хорошо.
Я стал говорить быстрее, зная, как дорого обходятся простои. Взглянул туда, где уже были установлены декорации и свет, и пробормотал:
– Джуди, я закончу позже. Это вообще не важно…
– Нет, – настаивала она. – Сейчас.
У нее был расстроенный вид.
– Джуди, вы не хотите играть эту сцену?
– Нет, – призналась она.
– Но почему?
Немного поколебавшись, она заявила:
– В этой сцене мне придется целовать мистера Астера, а мы даже не знакомы.
Все принимали как должное, что две суперзвезды знают друг друга! И только сейчас я осознал, насколько не уверена в себе Джуди Гарланд.
– Идемте, – сказал я и, взяв ее за руку, повел туда, где собралась съемочная бригада.
– Фред, позвольте представить вам Джуди Гарланд.
– Очень рад, – улыбнулся он. – Я ваш большой поклонник.
– А я – ваша поклонница, – оживилась Джуди.
– Займите места, – велел режиссер Чак Уолтерс.
Съемки «Пасхального парада» начались.
Как-то я оказался в репетиционной, где над новым танцем в одиночку работал Фред. Он не видел меня, и я решил задержаться. Фред упорно повторял одни и те же па. Я потихоньку подкрался к нему и, когда он на секунду остановился, хлопнул по плечу. Фред обернулся.
– Нет, Фред. Не так, – сказал я, делая неуклюжий пируэт.
– Здорово, – ухмыльнулся он. – Я тоже когда-то так умел.
Ну да, как же!
Вскоре после начала съемок Артур Фрид взял Джулза Манчина, нью-йоркского актера, на комический эпизод для оживления сцены. Я написал для него маленькую роль метрдотеля. За день до съемок у меня опять сместился диск, и я улегся в постель, тихо подвывая от боли.
И тут позвонил Джулз:
– Сидни, мне нужно вас видеть.
– Не сейчас. Через три дня я встану и…
– Нет. Сегодня. Прямо сейчас.
Боль была такой острой, что я едва ворочал языком:
– Джулз, сейчас не время. Мне действительно плохо. Я…
– Секретарь дала мне ваш адрес. Я буду через четверть часа.
Я принял таблетку болеутоляющего и скрипнул зубами.
Через четверть часа у моей постели уже сидел Манчин.
– Прекрасно выглядите, – жизнерадостно объявил он.
Я злобно уставился на него.
– Понимаете, я приехал из самого Нью-Йорка, чтобы сняться всего в одной маленькой сцене, которую можно было бы как-то обыграть. Вы должны что-то с ней сделать.
К. сожалению, имелась одна небольшая проблема. Боль была такая, что я едва смог вспомнить, как его зовут.
– Завтра съемки, – снова напомнил он.
Я закрыл глаза и представил написанную для него сцену. Манчин играл спесивого метрдотеля, гордившегося своим умением перемешивать салат, что он делал театральными жестами гурмана-сноба.
– Понимаете, сцена какая-то безликая, – жаловался Манчин.
И тут меня осенило:
– Джулз, ответ очень прост.
– А подробнее?
– Салата вообще не будет. Разыграете пантомиму.
В результате его сцена оказалась самой смешной в фильме.
Мюзикл «Пасхальный парад» получил награду как самый кассовый фильм, а также премию Гильдии драматургов за лучший сценарий американского мюзикла 1948 года, премию, которую я разделил с Фрэнсис Гудрич и Альбертом Хаккеттом.
Кроме того, «Пасхальный парад» оказался наиболее успешным мюзиклом, когда-либо снятым на «МГМ». Каждую Пасху последние пятьдесят семь лет его показывают по телевизору.
Сентябрь 1947 года стал началом самого позорного периода американской истории. Над Голливудом разразилась гроза.