И пока они стояли в растерянности и в солнечных лучах, падающих на мостовую среди высоких парижских домов, они услышали веселое цоканье лошадиных копыт и скрип деревянных колес. Они обернулись. Из-за угла вывернула каурая лошадка с большими черными шорами на глазах, и показался экипаж. Кучер на козлах чуть покачивался и, похоже, дремал. Тканевое пальто, мешки под глазами, на голове изъеденная молью шляпа, черная и длинная, как печная труба.
— Поедем? — зычно спросил он и зевнул.
— Как по заказу! — воскликнул профессор. — Поедем!
Они открыли дверцу, вошли в карету, и экипаж тут же тронулся.
Внутри было два сиденья и четыре места, причем одно было уже занято, так что извозчик и правда прибыл как по заказу. Шляпа незнакомца была надвинута на глаза, и он, казалось, крепко спал, потому что слегка покачивался в такт движению.
— Странно, — сказала Лисе.
— Что странно? — спросил профессор.
— Извозчик не спросил, куда нам ехать.
— Элементарно, — презрительно усмехнулся Булле. — Он должен сначала отвезти первого пассажира.
— Но у нас мало времени! — сказала Лисе. — Давайте разбудим его, спросим, не будет ли он возражать, если мы сначала поедем в Пастилию.
Профессор покачал головой:
— Боюсь, это не поможет, Лисе. Пена к этому времени уже исчезнет.
Они обдумывали это некоторое время, и только лошадиные копыта цокали о мостовую, словно отбивая ритм медленного танца.
— Здесь была Распа, — сказала Лисе. — В толпе. Вы ее видели?
— Нет, — сказал доктор Проктор. — Но это меня не удивляет.
— Как? — сказали Булле и Лисе и удивленно посмотрели на профессора.
— Я предполагал, что она отправится за вами в Париж, — вздохнул он.
— Предполагал? — крикнули Булле и Лисе (да, сразу оба, хором).
— Да. Я послал вас в ее магазин с почтовой маркой нарочно, чтобы она догадалась, что я путешествую во времени, что я сумел реализовать наше общее изобретение. Я знал: как только она поймет это, сразу разыщет меня, чтобы обманом отнять изобретение. Однажды она уже пробовала сделать это, когда была моим ассистентом здесь, в Париже.
— Обманом отнять у вас изобретение? Зачем же тогда вы хотели, чтобы она появилась здесь?
— Затем, что у меня кончилось мыло времени, — сказал профессор. — А запасов в той банке, что хранилась у меня в подвале, хватило бы на то, чтобы вы сю-да попали, но не на возвращение всех троих. Распа — единственный человек в мире, который умеет делать это мыло. Одним словом, она мне была нужна здесь.
— Почему же тогда вы просто не послали Распе открытку с просьбой прибыть сюда? — спросил Булле.
Профессор снова вздохнул.
— Распа по доброй воле ни за что не согласилась бы спасти меня. Она меня ненавидит.
— Почему?
Доктор Проктор почесал лоб:
— Как раз над этим я долго думал, но до сих пор не знаю. Я никогда не посягал на ее право считаться изобретателем мыла.
— Но… — начал Булле, — как вы угадали, что мы проговоримся про поездку в Париж?
Профессор криво усмехнулся:
— Во-первых, я знал, что Распа сама все поймет, когда увидит марку и открытку. Во-вторых, ты, Булле, большой мастер на многое, но не лучший специалист по хранению секретов, правда?
Лисе закашлялась.
— М-да, — сказал Булле и усмехнулся.
— Но что мы будем делать сейчас? — сказала Лисе. — Как нам найти Распу и получить у нее мыло времени?
— Легко, — сказал профессор. — Найти ее вообще не проблема.
— Как?
— Вы ведь не думаете, что извозчик приехал сюда случайно?
Доктор Проктор кивнул в сторону спящего пассажира. Потом показал вниз. Булле и Лисе проследили за его взглядом. И увидели высунувшуюся из-под полы пальто деревянную ногу с роликовым коньком.
Экипаж катился по улицам Парижа. Сидевшие в нем Булле, Лисе и доктор Проктор смотрели в упор на своего странного попутчика.
— Вот оно что… — прозвучал хриплый голос из-под шляпы. — Значит, поэтому ты захотел вернуть меня, Виктор? Для того, чтобы я сделала побольше мыла времени для тебя и этих сопляков?
Шляпа оказалась сдвинута на затылок, и горящие глаза Распы впились в лицо доктора Проктора.
— Да, конечно, — сказал доктор Проктор.
— Да, конечно! — прохрипела Распа и швырнула шляпу на пол. — Потому что я не была для тебя никем другим, Виктор? Только жалким мыловаром?
— Вовсе нет! — Профессор удивленно наморщил лоб. — Ты была прекрасным мыловаром. Самым лучшим мыловаром!
— И все же только мыловаром! И никогда… никогда… — Голос Распы задрожал. — И никогда никем другим!
— Что это значит, Распа?
Она уставилась на доктора Проктора, грудь ее вздымалась и опадала.
— Ничего, — сказала она простуженным голосом. — А теперь, Виктор, ты думаешь, что она ждет тебя в пансионе «Пом фри», эта… эта… Жюльет МаргарЭн! — Последние два слова она прошипела, как змея.
Булле переводил взгляд с Распы на доктора Проктора и обратно. Он не совсем понимал, что происходит, но непохоже, чтобы профессор, вообще-то весьма сообразительный, понимал больше.
Только у Лисе был вид человека, который догадался, о чем речь. Во всяком случае, она наклонилась к Распе и спросила:
— Ну а где же Жюльет?
Распа вытаращила густо подведенные глаза и захрипела, как осипший ворон:
— Почему я должна рассказывать вам об этом?
— Знаешь, Распа… — угрожающе сказал доктор Проктор, но та перебила его:
— Не беспокойся, Виктор. Она получит то, что заслужила. Забудь эту женщину, она никогда ничего не значила для тебя, эта ведьма.
— Ведьма… Ой! — Профессор вскочил и стукнулся головой о потолок. — Никто не имеет права называть женщину, которую я люблю, ведьмой!
— Послушай, Виктор! — засмеялась Распа. — Мужчина в твоем возрасте не должен так распаляться. Подумай о своем сердце.
— У меня оно, во всяком случае, есть, — рассердился доктор Проктор. — А у тебя… у тебя… — На его профессорском лице появились большие слезы. — А у тебя только большой холодный мозг!
— Распа, где Жюльет? — повторила Лисе. — Она отправилась в прошлое, да? Ты увидела ее следы по мылу?
Распа издала глубокий вздох:
— Я не знаю, сколько мыла у вас осталось, но, если осталось сколько-нибудь, советую использовать его, чтобы вернуться в свое время. Во всяком случае, я собираюсь поступить именно так.