После тюрьмы этот иммунитет исчез, и Макс снова стал чувствительным к разным мерзостям.

Экран несколько секунд был белый, затем голубой, прежде чем появился очередной сюжет. Бетонное здание типа авиационного ангара. Кругом цветущая растительность. Макс активировал стоп-кадр и внимательно рассмотрел место. Ничего определенного. Это могло быть снято где угодно на Гаити. Там, где сохранились деревья.

Следующий сюжет: внутренность здания. Обширный зал, через высокие окна струится солнечный свет.

Колонна детей – мальчики и девочки, возраст около десяти, – двигаются к столу, застеленному красно-черной шелковой скатертью. Дети аккуратно одеты в черное и белое – черные юбки и белые блузки для девочек, черные костюмчики и белые рубашки для мальчиков. Они приближаются к столу и пьют по очереди из большой золотистой чаши. Очень похоже на Святое Причастие, но без облаток и священника. В кадре виден человек, который для каждого ребенка из какой-то емкости – ее не видно – золотистым черпаком добавляет в чашу бледно-зеленой жидкости.

Знакомый по первым сюжетам мальчик подходит к чаше, берет ее, пьет жидкость. Ставит чашу точно на то место, откуда взял, и пристально смотрит в объектив камеры. Глаза пустые. Живость, мысль, какие были видны на предыдущих кадрах, исчезли. Мальчик вместе с остальными детьми в колонне направляется к выходу. Медленно, будто что-то внутри его управляет им, заставляя двигаться. У всех детей такая же неуверенная походка.

Макс знал, что это за жидкость. Знал, для чего она. Зелье, делающее из людей зомби.

В киноужастиках зомби, как правило, ожившие мертвецы. В культе вуду зомби – живые люди, приведенные в состояние глубокого кататонического ступора. Это нормальные люди, которых отравили зельем, полностью лишающим дееспособности. Но их сознание работает. Они могут мыслить, но не двигаться и не говорить. Иногда перестают даже дышать. Пульс почти не ощущается. Зомби символически «хоронят», после чего хунган или бокор, опоивший людей этим зельем, оживляет их, давая противоядие. К ним возвращается способность двигаться и говорить, они становятся почти такими же, как прежде. Такими же, да не такими. Эти несчастные люди становятся рабами жреца или того, кому он их продаст. Они станут делать, что прикажут.

Соломон Букман использовал в своих мерзостных делах зомби.

Макс продолжал смотреть.

Мальчик в первом ряду в другой классной комнате. На сей раз он сидит, тупо уставившись в одну точку, ничего не воспринимая из происходящего. Камера показывает учителя.

Это Элоиза Кроляк, директриса школы «Ноев Ковчег».

– Ах ты сучья тварь, – прошептал Макс, нажав на стоп-кадр, когда ее лицо появилось крупным планом. Мордочка озлобленного грызуна.

Теперь Макс знал, что дальше на пленке будет все хуже и хуже. И все равно нажал на воспроизведение. Он оказался прав.

Закончив, Макс долго сидел, наблюдая мерцающие точки на экране, неспособный сдвинуться с места. Он давно не испытывал подобного потрясения.

43

Макс хотел сразу рассказать о пленке Аллейну, но передумал. Решил подождать, собрать больше материала. Он скопировал запись, сложил в пакет оригинал вместе с фигурками и отправился в офис «Федерал экспресс» в Порт-о-Пренсе.

Перед этим позвонил Джо, предупредил о посылке. Попросил также выяснить, что у них есть на Бориса Гаспеси.

Макс поехал в «Ноев Ковчег». Поставил машину на дороге, зафиксировал зеркальце заднего обзора так, чтобы были видны ворота. Сходил к школе, убедился, что Элоиза Кроляк на месте. Увидел, как она проводит урок, точно так же как с зомбированными детьми на видео. Вспомнил, что они творили с этими детьми, и почувствовал тошноту.

Вернулся к машине и стал ждать, когда Элоиза Кроляк выйдет.

В полдень пошел дождь.

Такого дождя Макс никогда не видел. В Майами лило как из ведра, иногда целый день, всю неделю, случалось, и месяц. Но дождь там шел, то есть вода собиралась в лужи, частично просачивалась в землю, частично испарялась.

А на Гаити дождь обрушивался.

Небо почернело, и с него на Порт-о-Пренс хлынул поток, промочивший город насквозь, в течение нескольких мгновений превративший совершенно сухую землю в сплошную грязь.

Сточные трубы быстро вышли из строя, по улицам потекли бурные черные и коричневые реки. В домах резервуары на крышах наполнились до краев, трещали, ломались, поскольку были ржавые, сваливались на землю. Свет погас, зажегся, затем снова погас. Ветер срывал с деревьев листву, фрукты и даже кору. Некоторые дома лишились крыш. Люди метались в панике, также животные, домашние и бродячие. Вскоре пошли крысы. Многие сотни выползли из своих нор и спускались вниз к бухте, повизгивая от страха. Жуткая серая лавина. Вспыхнула молния, небо расколол оглушительный раскат грома. На несколько секунд ярко осветился каждый сантиметр поверженного города. Затопленные улицы, заваленные грязью и дерьмом, несметное количество крыс. А затем опять все погрузилось во тьму, казалось, навеки.

Гроза прекратилась так же внезапно, как началась. Тучи понесло в море.

Элоиза Кроляк вышла из школы в шесть тридцать. Села в серебристый «мерседес» с тонированными стеклами. Макс последовал за ней. Они миновали город, свернули к Петионвиллу. Начало темнеть. Машин было много, все ползли еле-еле, потом и вовсе остановились. Встречная полоса была свободна. Казалось, в этот час ни у кого не возникало желания ехать в столицу. Появилась колонна автомобилей ООН. Два джипа, грузовик, сзади еще джип, откуда мощным фонарем освещали каждый автомобиль, застрявший в пробке.

Луч скользнул по Максу. Он смотрел прямо перед собой, положив руки на руль. Услышал, как джип остановился. Через пару секунд в окно постучали. Макс забыл взять паспорт, в бумажнике лежала лишь кредитная карточка «Америка экспресс».

– Bonsuir, monsieur, [47] – произнес офицер в голубом шлеме.

– Я говорю только по-английски, – сказал Макс.

Офицер нахмурился.

– Фамилия?

Макс назвал. Неожиданно офицер нацелил ему в голову пистолет. Его заставили выйти из машины. Теперь уже ему в голову целились пять автоматчиков. Приказав поднять руки, Макса обыскали, забрали пистолет и, толкая в спину, повели к грузовику и трем джипам. Он протестовал, требовал позвонить Аллейну Карверу и в американское посольство.

Затем почувствовал как что-то кольнуло его в левое предплечье. Увидел шприц с утопленным поршнем и понял, что наконец-то встретится с Винсентом Полом.

«Интересно, какой орган у меня удалят или сделают так, чтобы он перестал работать, как прежде?»

Ему бы следовало встревожиться, но наркотик начал действовать.

«Ну и плевать. Главное, что дерьмо они мне вкатили первоклассное».