— Вам не встречалась эта вещь?
— Похож на мой, — удивленно сказал Джад.
— Это ваш. По крайней мере, на нем ваше имя.
— Где вы его нашли?
— А вы как думаете, где?
Оба отбросили осторожность. Еле заметная перемена коснулась их лиц. Джад с минуту изучал Мак-Гриви, затем вынул из подставки, стоящей на низком длинном столике, трубку и начал набивать ее табаком из кувшина.
— Думаю, вам лучше рассказать мне, в чем тут дело, — спокойно сказал он.
— Дело в этом плаще, доктор Стивенс, — сказал Мак-Гриви. — Если он ваш, то мы хотим знать, как он вышел из-под вашей опеки.
— Ничего таинственного. Когда я шел сюда утром, на улице моросило. Мой плащ в стирке, поэтому я был в желтой клеенке. Я держу ее для поездок на рыбалку. Один из моих пациентов оказался без плаща. Начинался снегопад, и я одолжил ему клеенку.
Он замолчал, внезапно забеспокоившись.
— Что с ним случилось?
— Случилось с кем? — спросил Мак-Гриви.
— С моим пациентом — Джоном Хенсоном.
— Точно, — мягко сказал Анжели. — Вы попали в яблочко. Мистер Хенсон не смог возвратить вам плащ, потому что он умер.
Джад почувствовал слабый шок.
— Умер?
— Кто-то воткнул ему в спину нож, — сказал Мак-Гриви.
Джад недоверчиво посмотрел на него. Мак-Гриви взял у Анжели плащ и повернул его так, чтобы Джад мог видеть большой безобразный разрез. Спина плаща была покрыта тусклыми пятнами цвета хины. Чувство тошноты накатило на Джада.
— Кому понадобилось убивать его?
— Мы надеялись, что вы сможете сказать нам это, доктор Стивенс, — сказал Анжели. — Кто знает об этом больше, чем его психоаналитик?
Джад беспомощно покачал головой.
— Когда это случилось?
Ответил Мак-Гриви.
— В одиннадцать, этим утром. На Лексингтон-авеню, меньше квартала от вашего офиса. Десятки людей видели, как он упал, но все торопились домой, отмечать рождество Христово, поэтому оставили его истекать кровью на снегу.
Джад сжал край стола, костяшки его пальцев побелели.
— В котором часу Хенсон был здесь? — спросил Анжели.
— В десять.
— Сколько длится ваш прием, доктор?
— Пятьдесят минут.
— Он ушел сразу по окончании?
— Да. Меня ожидал следующий пациент.
— Хенсон вышел через приемную?
— Нет, пациенты входят через приемную, а выходят вон в ту дверь. — Он показал дверь, выходящую в коридор. — Таким образом, они не встречаются друг с другом.
Мак-Гриви кивнул.
— Итак, Хенсон был убит через несколько минут после того, как вышел отсюда. Зачем он к вам ходил?
Джад помолчал.
— Извините, я не могу рассказывать о клиентах.
— Кто-то убил его, — сказал Мак-Гриви. — Вы бы могли помочь установить убийцу.
Трубка Джада погасла. Он, не торопясь, разжег ее снова.
— И долго он посещал вас?
На этот раз спрашивал Анжели.
— Три года, — сказал Джад.
— В чем состояла его проблема?
Джад колебался. Он увидел Джона Хенсона таким, каким тот был в это утро: возбужденный, улыбающийся, получивший свободу, которую предвкушал так долго.
— Он был гомосексуалистом.
— Опять та же красивенькая история, — с горечью сказал Мак-Гриви.
— Был гомосексуалистом, — сказал Джад. — Хенсон вылечился. Я сказал ему об этом утром — что ему больше не нужно посещать меня. Он был готов вернуться к семье. У него была жена и двое детей.
— Гомик с семьей? — спросил Мак-Гриви.
— Это часто случается.
— Может, один из его приятелей-гомиков не захотел отпустить его? Они подрались. Тот остервенел и ткнул дружка в спину ножом?
Джад подумал.
— Это возможно, — сказал он задумчиво, — но я в это не верю.
— Почему нет, доктор Стивенс? — спросил Анжели.
— Потому что у Хенсона не было гомосексуального контакта уже больше года. Более вероятно, что кто-то пытался ограбить его. Хенсон был из тех, кто вступает в драку.
— Храбрый, женатый педик, — сказал Мак-Гриви. Он зажег сигару. — Насчет ограбления: есть одно «но». Его бумажник остался нетронутым. Там было больше ста долларов.
Он наблюдал за реакцией Джада.
Анжели сказал:
— Если мы ищем чокнутого, задача становится проще.
— Не обязательно, — возразил Джад. Он подошел к окну. — Посмотрите вниз на толпу. Каждый двадцатый находится, находился или же будет находиться в психолечебнице.
— Но если человек сумасшедший…
— Ему не надо таковым выглядеть, — объяснил Джад. — На каждый очевидный случай ненормальности приходится минимум десять недиагностированных.
Мак-Гриви изучал Джада с явным интересом.
— Вы много знаете о человеческой натуре, не так ли, доктор?
— Такой вещи, как человеческая натура, не существует, — сказал Джад. — Точно так же, как и животной натуры. Попробуйте уравнять кролика с тигром. Или белку со слоном.
— Вы давно практикуете психоанализ? — спросил Мак-Гриви.
— Двенадцать лет. А что?
Мак-Гриви пожал плечами.
— Вы симпатичный парень. Бьюсь об заклад, что пациенты, во всяком случае многие из них, влюбляются в вас, а?
Глаза Джада заледенели.
— Не понимаю, куда вы клоните…
— Да бросьте, доктор. Конечно, понимаете. Оба мы неглупые люди. Педик приходит сюда и находит симпатичного молодого доктора, которому можно излить душу, — голос полицейского становился все более интимным. — И вы хотите сказать, что за три года на вашей кушетке у Хенсона не было маленького стояка на вас?
Джад посмотрел на него без выражения:
— Это и есть ваша идея о неглупом человеке, лейтенант?
Мак-Гриви не пошевелился.
— Это могло быть. И я скажу вам, что еще могло случиться. Вы сказали Хенсону, что не хотите больше его видеть. Может, это ему не понравилось. Он привык к вам за три года. Вы подрались.
Лицо Джада потемнело от гнева.
Напряжение разрядил Анжели.
— Может, вы знаете кого-нибудь, у кого была причина его ненавидеть, доктор? Или кого ненавидел он сам?
— Если бы такая персона существовала, — сказал Джад, — я бы вам сказал. Думаю, я знал о Хенсоне все, что было можно. Он был счастлив. Не питал ненависти ни к кому, и я не знаю, кто бы мог ненавидеть его.