Он разрезал на Букмане брючину, открыл рану — длинный глубокий порез на бедре сбоку — и, сделав из своего пояса жгут, остановил кровотечение. Затем наклонился и увидел, что Букман смотрит на него. Смотрит и что-то шепчет. Он уловил лишь одно слово:
— Жить.
Макс подождал, не скажет ли Букман что-нибудь еще, но тот молчал.
Тогда он забросил Букмана на плечо и вынес из магазина на улицу.
В первый вторник октября Элдон Бернс поехал в тюрьму штата Флорида, в город Рейфорд, увидеть Соломона Букмана. По словам начальника тюрьмы, Букман полностью оправился после потери почти двух литров крови в день ареста, но ни с кем не разговаривает. На вопросы отвечает кивками или качает головой. Говорит лишь ночью, во сне, на языке, который никто в тюрьме не понимает. Даже на нескольких. В камеру поставили микрофоны, записали его бормотание на пленку, отправили экспертам. Те определили старофранцузский язык одиннадцатого века, гаитянский креольский и два западноафриканских диалекта. На всех этих языках Соломон повторял одну фразу: «Теперь у меня есть стимул, чтобы жить. Это ты».
— Твой адвокат отказался от тебя, — объявил Элдон после того, как охранники оставили его наедине с Букманом в комнате для допросов. — Заявил, что очень занят.
Он сидел за деревянным столом напротив Букмана и рассматривал его. Сильно исхудавший Соломон походил на хронически недоедающего тинейджера в тюремной одежде. Изможденное лицо, под глазами дряблые мешки. Но даже в таком виде этот человек наводил ужас на заключенных.
Букмана не предупредили о приезде Элдона, но, увидев его, он не удивился.
Элдон достал пухлый конверт, который принес с собой, и выложил содержимое на стол перед Букманом. Три аудиокассеты — черная, серая и прозрачная, — на каждой наклейка с датой. Букман безразлично посмотрел на кассеты и отвел взгляд.
— Думаешь, я не знал, что ты записывал наши разговоры? Две копии для себя, — Элдон показал на серую и прозрачную кассеты, — и одну для своего адвоката, Пруитта Магриви.
Элдон ждал, что скажет Букман. Тот молчал. Сидел, чуть откинувшись на спинку стула, сложив руки. Пуговицы на рубашке были застегнуты.
— Твой адвокат — человек с очень высокими принципами, — продолжил Элдон. — Бесплатно защищает черномазых, а ему всегда тоже бесплатно поставляют несовершеннолетних девочек. Так что скандал этому защитнику гражданских прав совершенно не нужен. Он струсил, слышишь? Испугался, что его лишат лицензии на адвокатскую практику. А это вполне вероятно.
Букман внимательно смотрел на Элдона. Впервые за многие годы они встречались при свете. Элдон почти забыл эти необыкновенные карие глаза состарившегося раньше времени молодого человека, потерявшего способность удивляться чему-либо в жизни, не важно, насколько это жутко и отвратительно. Лишь через многие годы что-то похожее вырабатывается у некоторых преступников, наиболее жестоких, — загадочная непостижимая холодность и отстраненность. Но никто из них даже не приблизился к тому, что было у Букмана.
— Впрочем, он не смог бы помочь тебе даже с этими пленками, — произнес Элдон. — Потому что упор в твоем деле будет не на наркотики, не на похищения и убийства и тем более не на жертвоприношения вуду, какими ты занимался. Нам наплевать на это. Вы, черномазые, убиваете друг друга каждый день. А вот замочить копа — другое дело. Тут ты получишь на всю катушку. Тем более свидетелями выступят двое очень известных полицейских. Они видели, как ты это совершил. Твои отпечатки на оружии убийства. Твою вину подтвердила баллистическая экспертиза. В общем, вопрос решенный. Даже самый лучший адвокат в мире не сумел бы вытащить тебя из этого дерьма. Смертный приговор обеспечен. Сядешь на электрический стул.
Букман усмехнулся. Теперь он был почти таким, как на фотографии в газете и в листках «Разыскивается». Затем Букман наклонился вперед и заговорил очень негромко, почти бормоча:
— Твои очень известные полицейские, Макс Мингус и Джо Листон, охотились за мной, но так и не поймали. Им случайно попал в руки таксист, убивший копа. Так что если они у тебя самые лучшие, то преступникам в этом городе всегда будет раздолье. Кстати, город уже в руках преступников. — Букман качнул головой в сторону Элдона. — А Мингус знает, что мы с ним фактически играем в одной команде?
— У тебя ничего не осталось, Букман, — парировал Элдон, стараясь не обращать внимания на обидную насмешку. Почему они не убили эту сволочь в Лимон-Сити? Почему не оставили истекать кровью? — Мы забрали у тебя все: людей, собственность, деньги. И твои связи на Гаити я забрал тоже.
— Наслаждайся… пока можешь. Ничто хорошее не длится вечно. — Глаза Букмана насмешливо вспыхнули.
Элдон презрительно фыркнул.
— Я вот чего не понял. Почему ты не сбежал после заварухи в Опа-Лока? Не убрался из города. Из страны. Почему остался? Почему сидел в Лимон-Сити, когда кругом так много мест, где можно скрыться?
— Потому что я знаю свою судьбу.
— Значит, Эва нагадала? — усмехнулся Элдон.
При упоминании Эвы насмешливость Букмана исчезла.
— Судьбу нельзя изменить, как нельзя повернуть пулю обратно.
— То есть ты знал, что все закончится этим? Да, вы, гаитяне, большие придурки.
— Тебе просто не известно, как это со мной закончится, — ответил Букман.
— Все закончится тем, что через год или два тебя поджарят на электрическом стуле. Твое нутро вскипит, плоть сгорит, как бумага, а глаза полопаются и вылезут из черепа.
— Закончится совсем не так, — возразил Букман. — Вы посадили меня в тюрьму. Но не убьете.
— Ты уверен?
Букман кивнул и откинулся на спинку стула, сложив руки.
— Почему?
— Все случится как суждено. Уже многое сбылось. В том числе и твое предательство.
— Да? — удивился Элдон. — Ты знал это заранее и все равно имел со мной дело?
— Судьбу и пулю невозможно развернуть.
— Эва хорошо тебя обработала, — рассмеялся Элдон. — Превратила в зомби. Она сама-то знала, что сгорит в огне в своем доме?
— Эва погибла не в огне. Когда я нашел ее, она была уже мертва.
— Ее убил Кармин?
Букман не ответил, лишь плотнее сжал руки.
— В любом случае это сути не меняет. Дело завершено. — Элдону показалось, что в глазах Букмана промелькнула тень боли.
— Зачем ты приходил? — спросил Букман.
Элдон приехал сообщить Букману, что его страховой полис — пленки, которые он собирался использовать против него в случае необходимости, — потерял силу. Но на самом деле он желал показать этому тупому черномазому свое превосходство.
Но все получилось иначе. Поведение Букмана, его покорность судьбе, непоколебимая вера, что он избежит наказания, действовали Элдону на нервы и портили настроение. Он вдруг вспотел, неожиданно осознав, что, очевидно, Букман прав и все может обернуться по-другому.