По комнате шастали крупные жуки. У порога они разделялись на две колонны. Одна направлялась к лестнице, другая в гостиную. Здесь жуки опять разделялись, на сей раз на четыре колонны, по числу трупов, которых разбирали по кусочкам. Объедали пальцы на руках и ногах, плечи, шеи, исчезали под одеждой, вылезали через прорехи. А затем, видимо, закончив какую-то положенную часть своей работы, направлялись через гостиную к выходу, постепенно соединяясь с другой колонной, формируя пульсирующий зеленый караван, двигающийся обратно к своему дому в земле. Макс наблюдал за ними, с горечью сознавая, что когда-нибудь сам превратится в глыбу гниющего мяса. Нет, надо обязательно завещать, чтобы кремировали. Черт с ним, с надгробным камнем. Впрочем, его все равно можно поставить на месте захоронения урны.
— У меня в голове не укладывается, Джо. Это… это же его семья, его дом, то, чем он жил… Разве такое возможно?
Джо кивнул:
— Это вторая причина, за что я ненавижу свою работу. На некоторые вопросы, самые сложные, ты никогда не получишь ответ, потому что до преступника не добраться. Он уже в аду.
— А какая первая?
— Это преступники, до которых ты тоже не можешь добраться. Они бродят где-то рядом, выискивая очередную жертву. Невидимые монстры.
— Да, помню, как ты однажды сказал мне, когда я только начинал в патрульной службе.
— «Такова жизнь, парень. Делай, что в твоих силах, и привыкай, потому что завтра будет хуже». — Джо улыбнулся. Он любил выдавать эту мудрость новичкам, приходившим за советом, после того как они обнаруживали, в чем действительно состоит работа копа. Джо не ломал себе голову. Слова пришли к нему неожиданно, будто он все это знал с рождения.
Они продолжили осмотр. Рядом со стереосистемой стояла тележка для напитков, с большой чашей для пунша, наполовину заполненной густым ярко-розовым сиропом, покрытым толстым слоем утонувших мясных мух.
Макс обвел взглядом трехметровый обеденный стол. Изящные серебряные столовые приборы, фарфор, подставки для ножей из слоновой кости, серебряные кольца для салфеток и поставленные каждому три хрустальных бокала разной величины. В середине стола неоткупоренные бутылки красного вина, шампанское, а по обе стороны от них наполовину пустые кувшины с водой. Рядом с бутылками цветная фотография в рамке. Слева Лакур, справа Гай Мартин, а между ними мэр Майами. Все трое сияют улыбками. Белоснежная скатерть была вся в пятнах и полосках засохшей крови.
— Вначале он убил своих. Потом отправился к Мартину и остальным.
Макс и Джо посмотрели друг на друга. Да, черт возьми, ужасно осознавать, что в тот момент, когда ты решил, будто уже видел все самое худшее, что может сделать человек своему ближнему, вдруг откуда ни возьмись с большой гадкой ухмылкой появляется еще более омерзительное.
Они двинулись к лестнице.
У самого подножия стояла черная туфля на высоком каблуке с открытым мыском. Каблук обвивал выложенный искусственными драгоценными камнями плюш, такого же типа лавровые листья украшали открытый мысок. Туфля была окружена меловым кружком. Выше на лестнице лежали два трупа, один поверх другого, в широкой луже засохшей крови. Свою жену Лакур застрелил в спину, а затем для верности добавил пулю в затылок. Она лежала лицом вниз на девочке лет семи-восьми, убитой точно так же, как остальные. Мать безуспешно пыталась защитить дочку. Ее длинные черные волосы частично закрывали лицо девочки. Над ними обеими усердно трудились жуки.
Они вошли в кабинет Лакура, рядом с гостиной. Большой письменный стол из красного дерева, кожаное кресло, лампа. На одной стене картина художника-примитивиста — жираф почему-то в густом лесу, — а на другой большая постановочная семейная фотография в позолоченной рамке, на которой изображены все они, еще живые. В центре второго ряда стоял Лакур, сияя гордой улыбкой, положив руки на плечи сыновей-подростков. В переднем ряду сидела его жена, красивая полноватая темнокожая женщина, улыбавшаяся непринужденной доброй улыбкой. Рядом отец Лакура в инвалидной коляске с младенцем на коленях. Слева мать Лакура. Между ними на полу расположилась его малолетняя дочка.
— А где же младенец? — спросил Макс.
— Нигде нет, — ответил Джо. — Может, с ним кто-то сидел, пока они веселились.
— Вряд ли. Это был семейный ужин. Они отмечали утверждение проекта перестройки Лимон-Сити. Ребенок должен был находиться с ними.
— И что?
— Не знаю.
Джо начал открывать ящики стола, а Макс продолжал рассматривать лица на фотографии. Пытался представить этих людей занятыми обычными делами, услышать их голоса, разносящиеся по дому, угадать привычки, понять, что их объединяло, а что разъединяло. Он всегда так поступал — оживлял мертвых, вызывал призраков, присматривался и прислушивался. Для него очень важно было видеть их людьми, а не единицами статистики. Это помогало. Потому что очень трудно постоянно, изо дня в день, иметь дело с убийствами. Многие копы не выдерживали, становились безразличными. Смерть являлась для них рутиной. Людей убивали, убивают и будут убивать. А значит, не стоит трепыхаться. Они забывали, что это люди. Их жизнь оборвалась раньше срока, но они такие же.
— Макс, иди сюда! — Джо положил на подоконник несколько фотографий. На одной Лакур на лужайке с сыновьями и дочерью. Между ними шимпанзе в шортах и футболке с символикой «Парка приматов». Все держатся за руки. Присмотревшись внимательнее, можно было заметить, что лужайка очень похожа на ту, где обнаружили труп Лакура. — Снято недавно, — произнес Джо. — Может, поэтому он туда вернулся.
— А здесь что? — Макс кивнул на пакет для вещдоков в руке у Джо.
— Вот, нашел в спальне. — Он протянул пакет Максу. — Пахнет миндалем. И никаких отпечатков.
В пакете лежал небольшой конфетный фантик в красную и белую полоску.
— Где это было?
— Под детской кроваткой.
— Но младенцы конфет не едят. — Макс вернул ему пакет. — Если нет отпечатков, значит, тот, кто ее держал, был в перчатках.
— То есть…
— Да. — Макс хмуро кивнул. — То есть Лакур занимался этим не один. У него были помощники.
— Не знаю, — пробормотал Дрейк, передавая через плечо Максу Мингусу коробку спичек. — Не знаю, почему вы продолжаете выпускать на волю таких уродов. Ведь прекрасно известно, что они не завяжут. Поймали и держите.
Макс прикурил сигарету и, не поворачивая головы, вернул спички. Но перед этим он успел их разглядеть и запомнить адрес мотеля. «Лунный аллигатор», спички оттуда. Это в Иммокли, городке в центре болотного района Эверглейдс.
Теперь ясно, где прячется детоубийца Дин Уэйчек, недавно вышедший из тюрьмы.
Дрейк являлся самым лучшим информатором Макса. Уже почти десять лет, то есть столько, сколько Макс служил в полиции. Этот человек знал преступный мир Майами как свои пять пальцев. Он был его неотъемлемой частью. Знал всех и каждого, кто чем занимается, и вообще все, что угодно.