Ей нужно было продумать дальнейшие шаги. Самым, пожалуй, важным и неотложным делом была работа с полицией. Тут требовался крайне осторожный подход — даже с рекомендательными письмами от ФБР ее вряд ли допустили бы ко всем оперативным материалам, а она слишком плохо знала здешние правила, чтобы найти в них лазейку. Само собой, у нее не было здесь никаких инсайдерских источников. Не говоря уж о прочих трудностях. К примеру, она уже знала, что в британском законодательстве нет ничего похожего на акт о свободе информации, а потому общение с официальными органами обещало быть долгим и мучительным.
Иного сорта сложностью был опрос свидетелей; обжегшись на беседе с миссис Рипон, Тереза отнюдь не рвалась устанавливать новые контакты, она была к ним попросту не готова.
Она чувствовала себя очень усталой, последствия смены часовых поясов еще далеко не выветрились. Сидя за ноутбуком, она позволила своим глазам расфокусироваться; экран раздвоился, и два изображения медленно поплыли друг от друга. Тогда она взяла себя в руки, изображения слились в одно, однако оно остаюсь нерезким. Она испытывала чувство, сходное с той ошеломленностью, когда ты не можешь оторвать от чего-либо взгляд, хотя и знаешь, что для этого нужно просто принять решение. Пытаясь вернуть изображение в фокус, она даже покачала головой из стороны в сторону, но взгляд ее так и оставался прикованным к экрану, а экран так и оставался нерезким.
В конце концов она сморгнула, и оцепенение прошло, все вернулось в норму.
Она обвела взглядом комнату. Комната, ставшая уже родной и знакомой, напоминала ей опрятную рациональность сотен гостиничных номеров, в которых ей довелось пожить. Ей только хотелось, чтобы это был «Холидей инн» или «Шератон», что-нибудь равно безликое как изнутри, так и снаружи. А в этом городе все без исключения знали, где стоит «Белый дракон»; пройдет немного времени, и каждый, с кем она встретится, будет знать, что она живет здесь.
Взглянув на окно, Тереза почувствовала, что ее взгляд снова цепенеет. На этот раз у нее просто не было сил сопротивляться. В поле ее зрения доминировал квадрат угасающего дневного света, разрезанный рамой на четыре меньших квадрата. А там, за окном, ровно ничего интересного — кусок стены, серое небо. Она знала: подойдя к окну, она сможет посмотреть вниз и увидеть с одной стороны — часть гостиничной автостоянки, а с другой — клочок главной улицы, но она пребывала в полном ментальном ступоре и просто сидела на месте и смотрела на окно. Ей казалось, ее мозг остановился, ее энергия бесследно утекла.
Мало-помалу окно стало выглядеть так, словно оно медленно, неспешно разбивалось вдребезги: на серое небо наползали кристаллы яркого света, основных цветов и белые, сверкавшие так ярко, что невозможно было на них смотреть. Стена, содержавшая окно, потемнела, стала малозначительным обрамлением светового квадрата, приковавшего ее взгляд. Но переменчивое хрустальное сверкание съедало образ окна, мешало его видеть.
Поднималась тошнота, и Тереза снова вырвалась из оцепенения. Осознав наконец, что происходит, в состоянии, близком к панике, она нашарила на столе свою сумочку, на ощупь достала купленный утром мигралев. Таблетки были запрессованы в фольгу, она оторвала две и закинула их в рот, даже не запивая, не тратя времени на поиски воды. Таблетки застряли в горле, но она заставила их проскочить.
Покинув компьютер, покинув стол и стул, отвернувшись от смертельно опасного окна, она доползла до кровати, вскарабкалась на нее и упала ничком, ничуть не заботясь, где изголовье, где ноги. И замерла в ожидании, когда же закончится приступ. Минуты складывались с минутами, часы с часами, и в конце концов она уснула.
Это было много лет тому назад.
Ее звали Сэмми Джессоп. Сэмми и ее муж Рик обедали в семейном ресторане, называвшемся «Счастливый бургбар Эла», в маленьком городке, называвшемся Оук-Спрингс, расположенном на хайвее 64 между Ричмондом и Шарлоттсвиллем. Это было в 1958 году. Вместе с Сэмми и Риком были трое их детей.
Их полукруглый, на одной центральной ножке столик стоял в приоконной кабинке. Дети с шумом и гамом расположились тесной кучкой на самой середине диванчика, однако Сэмми знала по долгому печальному опыту, что, если Дуг и Камерон будут сидеть рядом, рано или поздно они передерутся. А если посадить между ними Келли, той будет не до еды. Поэтому она вытащила всех из-за стола и рассадила по-своему. Теперь она сидела посередке сама, между Камероном и Келли; на одном конце дивана, рядом с Келли, сидел Дуг, а на другом, рядом с Камероном, сидел Рик.
Они уже съели и бургеры, и курицу-гриль, и салат, и жареную картошку и ждали теперь заказанное мороженое, когда в дверь вошел человек с автоматом.
Он вошел так тихо и спокойно, что они его не сразу и заметили. Сэмми первой догадалась, что тут что-то не так, когда увидела, как одна из официанток бросилась вдруг бежать и тяжело упала, запнувшись о стул. Налетчик, стоявший рядом с кассой, отшагнул, нервически направляя ствол на всех, кто попадался ему на глаза. Остальные посетители ресторана тоже его заметили, но прежде чем кто-либо успел шелохнуться, из-за салатной стойки выскочил человек в ярко-оранжевой рубашке, какие носит весь Элов персонал, и выстрелил. И промахнулся.
Люди кричали, пытались выбраться со своих мест или спрятаться под столики. В большинстве своем они застревали, как в капканах, в узких щелях между столиками и диванами. Сэмми инстинктивно, не раздумывая, схватила Келли и Камерона, чтобы пригнуть их к своим коленям. Камерон, двенадцатилетний и крупный для своего возраста, сопротивлялся. Ему хотелось посмотреть. Сэмми увидела, как Рик привстал с места и потянулся к Дугу, чтобы как-то его защитить. Реакция налетчика на выстрел была мгновенной и ужасной. Он выпустил в оранжевого официанта короткую очередь, а затем двинулся по залу, строча направо и налево.
Пуля впилась Дугу в голову, отбросила его назад, забрызгала скатерть кровью. Сэмми в ужасе повернулась, судорожно сглотнула воздух, и тут другая пуля разорвала ей шею и горло. Через несколько минут она умерла.
— Ненавижу эти тренировки, — негромко пожаловалась Тереза своей подруге Гарриет Лапи, проходившей тот же самый курс. — Меня всю ночь тошнило — не то что уснуть, лечь не могла.
— Бросить собираешься? — спросила Гарриет.
— Нет.
— Вот и я нет. Но вчера уже всерьез подумывала.
Они, а вместе с ними и семнадцать других курсантов сидели в коридоре и ждали Дэна Казинского.
— Думаешь, это реальный случай? — спросила Тереза.
— Ага. Я нашла его в литературе.
— Тогда понятно. Такие, реальные, они хуже всего.
— Ага.
Это было много лет тому назад.
Ее звали Сэмми Джессоп. Сэмми и ее муж Рик обедали в семейном ресторане, называвшемся «Счастливый бургбар Эла», в маленьком городке, называвшемся Оук-Спрингс, расположенном на хайвее 64 между Ричмондом и Шарлоттсвиллем. Это было в 1958 году. Вместе с Сэмми и Риком были и трое их детей.