– В районе Шарпвилля возможны неприятности, – признал он. – Но это небольшой пригород, который всегда отличался спокойствием. Можно полагать, что у наших людей там будет все в порядке, и я не вижу непосредственной опасности. Предлагаю послать в Шарпвилль подкрепление в двадцать-тридцать человек и сосредоточить усилия на крупных пригородах, с большой историей бойкотов и насильственных действий.
– Хорошо, – согласился наконец Манфред. – Но пусть по меньшей мере сорок процентов наших сил остаются в резерве, чтобы их можно было быстро направить в район, где возникнут неприятности.
– Как с оружием? – спросил Дэни Леруа. – Я намерен разрешить всем частям использование автоматического оружия.
Он превратил это утверждение в вопрос, и Манфред кивнул.
– Ja, нужно готовиться к худшему. Наши враги считают, что мы на пороге капитуляции. Даже наши люди испытывают страх и смятение. – Он заговорил тише, но яростнее и решительнее. – Так не годится. Тех, кто желает уничтожить все, за что мы стоим, и погрузить нашу страну в кровопролитие и анархию, нужно сокрушить.
* * *
Центры поддержки ПАК были широко разбросаны по стране от восточных племенных территорий Сискея и Транскея и южной части большого промышленного треугольника у реки Ваал до черных пригородов Ланга и Ньянга тысячью миль южнее, где была сосредоточена большая часть приезжей рабочей силы, обслуживавшей Кейптаун.
Во всех этих местах воскресенье 20 марта 1960 года стало днем лихорадочных усилий, надежд и всеобщего ожидания. Как будто все поверили, что новое десятилетие принесет кардинальные перемены.
Радикалов переполняло ощущение бесконечной надежды, хотя и небезосновательной, произрастающей из уверенности, что националистическое правительство на пороге краха. Они считали, что мировая общественность с ними, что ветры перемен уносят век колониализма и что после десятилетия мобилизации, проведенной черными лидерами, время освобождения наконец близко. Нужен только последний толчок, и стены апартеида рухнут, раздавив своего злого зодчего Фервурда и строителей, которые возвели эти стены.
Рейли Табака испытывал восхитительную эйфорию, когда вместе с товарищами обходил пригород, переходил от дома к дому и всем говорил одно и то же:
– Завтра мы будем единым народом. Никто не пойдет на работу. Не будет автобусов, а тех, кто попробует уйти в город пешком, встретит на дороге «Поко». Имена всех, кто не подчинится «Поко», будут записаны. Их накажут. Завтра мы заставим белую полицию бояться нас.
Они трудились весь день, и к вечеру все жители пригорода, все мужчины и женщины были предупреждены, что не должны идти на работу, а обязаны рано утром в понедельник собраться на улице у полицейского участка.
– Мы заставим белую полицию нас бояться. Мы хотим, чтобы все были там. Если вы не придете, мы вас найдем.
Амелия работала так же много и неутомимо, как Рейли, но когда они наскоро перекусывали простой едой в задней комнате пекарни, по-прежнему не устала и была свежа и возбуждена.
– Завтра мы увидим восход солнца свободы, – говорил Рейли, вытирая тарелку коркой хлеба. – Но мы не можем лечь спать. На ночь осталось слишком много работы. – Он взял Амелию за руку и сказал: – Наши дети родятся свободными, и мы проживем свою жизнь как люди, а не как животные.
И снова повел ее в сумерки пригорода, продолжать подготовку к великому дню.
Они, полные нетерпения молодые люди, собирались на углах улиц, и Рейли с Амелией ходили между ними, распределяя обязанности на утро, отбирая тех, кто будет пикетировать дорогу между Шарпвиллем и Веренигингом.
– Никого не пропускайте. Никто не должен уйти из пригорода, – наставлял их Рейли. – Когда завтра утром мы двинемся на отделение полиции, все должны быть едины.
– Призывайте людей не бояться, – говорил Рейли. – Говорите, что белая полиция не может их тронуть и что скоро ожидается важнейшая речь от имени белого правительства, касающаяся отмены закона о пропусках. Говорите, что люди должны радоваться, не бояться, должны петь песни свободы, которым их научил ПАК.
После полуночи Рейли собрал своих самых верных и надежных людей, включая двух «буйволов» из пивной, и они пошли по домам черных водителей автобусов и такси вытаскивать их из постели.
– Никто завтра не покинет Шарпвилль, – внушали они водителям. – Но мы не верим, что вы ослушаетесь своих белых боссов. Мы будем караулить вас до начала марша. Вместо того чтобы завтра вывести свои автобусы и такси и увезти наших людей, вы вместе с нами пойдете к полицейскому участку. Мы об этом позаботимся. А сейчас идите с нами.
Как только начало светать, Рейли сам забрался на телефонный столб у ограждающей сетки и перерезал провода. Спустившись, он рассмеялся и сказал Амелии:
– Теперь нашему другу Леопарду будет не так легко вызвать на помощь других полицейских.
* * *
Капитан Лотар Деларей остановил свой «лендровер» и оставил его в полосе тени от уличного фонаря в переулке, а сам неслышно прошел на угол и остановился.
Он слушал ночь. За годы, проведенные в Шарпвилле, он научился прислушиваться к пульсу и настроению пригорода. Он позволил своим чувствам и инстинктам освободиться от контроля разума и почти сразу учуял звериное возбуждение и ожидание, охватившие пригород. Было тихо, пока не вслушаешься, как слушал Лотар. Он услышал собак. Встревоженные – некоторые близко, другие в отдалении – они лаяли и подвывали, но с какой-то настороженностью, как-то уж очень взахлеб. Псы видели и чуяли в темноте людей, группы и одиночек. Люди спешили по тайным делам.
Потом он услышал и другие звуки, тихие, как голоса насекомых в ночи. Свист караульщиков, охраняющих заговорщиков от полиции, и условные сигналы уличных банд. В одном из темных коттеджей поблизости нервно кашлянул мужчина, не в силах уснуть, в другом плакал ребенок, и женщина негромко успокаивала его.
Лотар незаметно переходил из тени в тень, слушая и наблюдая. Даже без предупреждения в виде листовки он бы понял, что этой ночью пригород не спит, охваченный какой-то деятельностью.
Лотар не был впечатлительным или романтичным молодым человеком, но, вглядываясь в темные улицы, он вдруг увидел, как его предки выполняли ту же страшную задачу. Ему представились бородатые мужчины в домотканой одежде, вооруженные длинноствольными, заряжающимися с дула ружьями: вот они покидают безопасный лагерь в кольце фургонов и уходят в африканскую ночь в поисках врага, swartgevaar– черной опасности. Уходят шпионить за биваками, в которых на боевых щитах лежат черные воины; они ждут рассвета, чтобы напасть на фургоны. Нервы Лотара напряглись от этих древних, унаследованных воспоминаний, он словно услышал боевую песню племен в ночи и услышал удары ассегаев о щиты из невыделанных шкур, топот босых ног и треск боевых погремушек на запястьях и лодыжках, когда на рассвете воины двинулись к фургонам, чтобы напасть.
В его воображении плач беспокойного ребенка в соседнем доме превратился в предсмертные крики маленьких детей буров при Веенене, где черные отряды спустились с холмов и перебили весь бурский лагерь.