– Поможет ли, если я спрошу тебя сейчас? – Он улыбнулся. – Ты все еще можешь отказаться. Прежде чем мы пойдем дальше, подумай как следует. Если ты выйдешь за меня, ты выйдешь за наше дело. Наш брак станет частью борьбы нашего народа, дорога перед нами будет трудна и опасна, и ее конца мы никогда не увидим.
– Мне не нужно думать, – негромко ответила она. – Сегодня, когда я стояла перед нашими людьми, держа тебя за руку, я поняла, что для этого и родилась.
Он взял обе ее руки в свои и привлек Викторию к себе, но их губы не успели соприкоснуться: мощный белый луч света упал на их лица. Они удивленно отшатнулись друг от друга, закрывая глаза руками.
– Эй, что это? – воскликнул Мозес.
– Полиция! – ответил голос из темноты за открытым боковым окном. – Выходите оба!
Они вышли из фургона. Мозес обошел капот и встал рядом с Викторией. Он увидел, что, пока они были заняты друг другом, на стоянку въехал и остановился у ресторана полицейский пикап. Четверо полицейских в синих мундирах, с фонариками, проверяли сидящих во всех машинах на стоянке.
– Покажите ваши пропуска, оба!
Констебль перед ними по-прежнему светил им в глаза, но, несмотря на луч, Мозес чувствовал, что полицейский очень молод.
Он сунул руку во внутренний карман, Виктория порылась в сумочке, и оба протянули констеблю свои книжечки-пропуска. Тот осветил их фонариком и стал внимательно изучать.
– Уже почти комендантский час, – сказал он на африкаансе, возвращая им документы. – В это время года вы, банту, должны быть на местах постоянного жительства.
– До комендантского часа почти полтора часа, – резко ответила Виктория, и лицо констебля посуровело.
– Не смей дерзить мне, девка. – Тон был оскорбительный. Полицейский снова посветил ей в лицо. – То, что у тебя на ногах туфли, а на губах помада, не делает тебя белой женщиной. Не забывай об этом.
Мозес взял Викторию за руку и решительно посадил в фургон.
– Мы немедленно уезжаем, офицер, – примирительно сказал он и, как только оба оказались в фургоне, выговорил Виктории: – Ты ничего не добьешься тем, что нас обоих арестуют. Мы должны вести борьбу не на таком уровне. Это всего лишь сопливый белый мальчишка, не знающий, как распорядиться данной ему властью.
– Прости, – сказала она. – Я просто рассердилась. А что они вообще ищут?
– Белых мужчин с черными женщинами; закон о нарушениях приличий защищает их драгоценную белую кровь. Половина их полиции занята тем, что заглядывает в чужие спальни.
Он включил двигатель и вывел фургон на дорогу.
Оба молчали, пока не остановились перед сестринским общежитием больницы Барагванат.
– Надеюсь, больше нам не помешают, – негромко сказал Мозес и, положив руку Виктории на плечо, повернул лицом к себе.
Хотя Вики видела в кино, как это делается, и хотя другие девушки непрерывно болтали о том, что называли «голливудским стилем», Виктория никогда еще не целовалась с мужчиной. У зулусов нет такого обычая. Поэтому она с робостью, но в предвкушении, от которого захватывало дух, подняла лицо и поразилась мягкости и теплу его губ. Мышцы ее шеи и плеч быстро расслабились, и она словно слилась с Мозесом.
* * *
Работа в пещерах Сунди оказалась интереснее, чем ожидала Тара, и она быстро привыкла к неторопливому распорядку жизни и интеллектуальному общению с членами небольшой научной группы, частью которой стала.
Тара жила в палатке с двумя юными студентками из университета Витватерсранда и с некоторым удивлением обнаружила, что жизнь в тесном соседстве с другими женщинами в такой спартанской обстановке нисколько ее не тяготит. Вставали задолго до рассвета, чтобы не попасть в дневную жару, и после короткого скудного завтрака профессор Херст вела всех на раскопки и определяла рабочие места на день. В полдень обедали и отдыхали, а когда становилось прохладнее, возвращались на раскопки и работали до темноты. После этого сил хватало только на то, чтобы принять горячий душ, съесть легкий ужин и упасть на узкую походную койку.
Раскопки проводились в глубоком ущелье. Скальные склоны круто уходили на двести футов вниз к узкому речному руслу. Растительность в защищенной, нагретой солнцем долине была тропической, совсем не такой, как наверху, на травянистых равнинах, открытых ветрам и морозам. На верхних склонах стояли высокие канделябры алоэ, ниже растительность была более густой, здесь росли древовидные папоротники и саговник, а также огромные, полузасохшие смоковницы с корой как слоновья шкура, серой и сморщенной.
Сами пещеры представляли собой множество просторных открытых галерей вдоль обнажившихся слоев. Они были идеальным местом обитания для первобытного человека, размещенные высоко на склоне и защищенные от преобладающих ветров, но обеспечивающие широкий обзор равнины, куда выходило ущелье. Располагаясь близко к воде, они позволяли защищаться от любых мародеров, и толщина груд мусора и отбросов, накопленных в этих пещерах, свидетельствовали, что те много столетий были обитаемыми.
Своды пещер прокоптились дымами бесчисленных костров, а их внутренние стены покрывали резьба и похожие на детские рисунки древних людей племени сан и их предков. Налицо были все признаки большого поселения ранних гоминидов, и хотя раскопки еще только начались и удалось пройти лишь верхние слои, все были настроены бодро, оптимистически и на раскопках царило чувство единения людей, связанных общим интересом и бескорыстно участвующих в очень значительном и важном проекте.
Таре особенно нравилась американский профессор Марион Херст, руководитель раскопок. Ей было сорок с небольшим, у нее были коротко подстриженные волосы и кожа, цветом и шероховатостью напоминавшую ту, из которой изготовляют седла – так профессор загорела под аравийским и африканским солнцем. Они подружились еще до того, как Тара узнала, что Марион замужем за чернокожим профессором антропологии из Корнуэлльского университета. Это открытие сделало их общение безопасным и избавило Тару от необходимости хитрить.
Однажды вечером они с Марион засиделись в палатке, которая служила им лабораторией, и вдруг Тара обнаружила, что рассказывает ей о Мозесе Гаме и своей невозможной любви, даже о ребенке, которого носит. И сразу ощутила немедленное и искреннее сочувствие старшей женщины.
– Какое чудовищное социальное устройство может препятствовать людям любить друг друга? Конечно, я все знала об этих законах еще до приеда сюда. Поэтому Том остался дома. Несмотря на мои личные чувства, работа здесь слишком важна, чтобы отказаться от нее. Но я обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы помочь вам обоим.
Однако Тара провела на раскопках пять недель, не получая никаких сведений о Мозесе Гаме. Она написала ему дюжину писем, много раз звонила по телефону в «Ривонию» и по другим номерам на «Ферму Дрейка». Мозеса нигде не было, и он не отвечал на ее срочные послания.
Наконец она не выдержала, взяла у Марион пикап и поехала в город, до которого был почти час езды, сперва по глинистым дорогам, изрытым и неровным, а потом по асфальтовому шоссе в сплошном потоке машин, едущих с угольных разработок Витбанка.