Тем не менее ничто не могло испортить ему настроения – ни холодный дождь в лицо, от которого немели щеки, ни понимание, что мечта пока так и осталась мечтой. Ведь теперь они с головокружительной скоростью, подстегиваемые нетерпеливым Родсом, летели к осуществлению этой мечты. Поэтому Зуга сидел в седле прямо, с высоко поднятым подбородком, не обращая внимания на ледяные струйки, затекающие под воротник, – его держала на плаву уверенность азартного игрока: фортуна наконец повернулась к нему лицом, кости выпадали только шестерками и каждый раз он вытягивал из колоды одних тузов.
Потоки дождя скрывали из виду дом, пока Зуга не повернул под сень деревьев. Порыв ветра вдруг отдернул серебристую пелену воды, и воодушевление Зуги лопнуло как мыльный пузырь. Он ошибся: ничего не изменилось, удача по-прежнему повернута к нему спиной. Все было пустыми словами, иллюзиями, а цепь несчастий продолжается – теперь вот дом наполовину разрушен.
Одно из древних деревьев не выдержало напора зимних бурь и обрушилось на переднюю часть дома. От удара крыша просела, столбы крыльца разлетелись в щепки, вход преграждало сплетение ветвей дерева и обвалившихся стропил. В гостиной наверняка потоп – а ведь там рукописи и книги.
Ошеломленный увиденным, Зуга спешился у крыльца и совсем пал духом. Ребра стиснула железная рука, не давая дышать, внутри все похолодело от ужаса. Его охватил суеверный трепет: чем он прогневал богов?
Колонна синего камня, которую Зуга поставил охранять порог дома, была сброшена на землю и лежала под связками травы, покрывавшей крышу, рядом со сломанной подпоркой крыльца. Когда-то глыба была твердой и прочной, как гранит, но солнце и воздух разъели камень, а удар раскрошил его, словно кусок мела.
Опустившись на колено, Зуга провел ладонью по шершавой разбитой глыбе неправильной формы. Разрушение дома – это пустяк. Синий камень – вот единственная незаменимая вещь. Он раскрошился на кусочки, и от дурного предзнаменования леденящий ужас проник в самую глубину души.
Почти в унисон со звенящим в ушах ужасом порыв ветра с воем разнес просевшую крышу и обрушил на долину новый поток дождя, норовя выдрать деревья с корнем. Дождь ударил по разломанной поверхности камня – и вдруг под пальцами Зуги блеснула белая молния, такая ослепительная и жгучая, что прикосновение к ней того и гляди обдерет кожу. На ощупь она отдавала пронизывающим холодом арктического льда.
Никогда в жизни Зуга не видел ничего прекраснее, ни одно прикосновение не вызывало в нем такого трепета – вот то, к чему он стремился всю жизнь. Теперь оправданы все лишения и потери, годы вовсе не были потрачены зря – вот оно, подтверждение его когда-то незыблемой веры в то, что дорога на север начнется в зияющем провале алмазного прииска.
Руки Баллантайна затряслись, как у дряхлого старика. Зуга с трудом открыл складной нож и выковырял из разбитой синей глыбы кусочек радуги.
Он казался каплей солнца, хотя никогда не знал дневного света.
– Алмаз Баллантайна, – прошептал Зуга, держа камень перед собой и вглядываясь в прозрачную переливающуюся глубину, словно волшебник в магический кристалл. Воображение превращало проблески света и тени в просторы заросших густой травой пастбищ, в неторопливые стада коров и вращающиеся на фоне голубого неба крылья ветряков на золотых приисках.
Его появления не ждали: он ехал так быстро, что ни одному гонцу не опередить. Оставив Радда и всех остальных на берегу реки Шаши, он поскакал вперед, ведя в поводу двух сменных лошадей и пересаживаясь на свежую, когда оседланная уставала. Лучшие скакуны из конюшен «Де Бирс» за пять дней добрались от границы Матабелеленда до миссии в Ками.
– Я Джордан Баллантайн, – сказал он, глядя сверху вниз на поспешно собравшееся на веранде семейство. Битва была выиграна без единого выстрела: Джордан вошел в дом – золотистые кудри сверкают, на губах милая, почти застенчивая, улыбка – и мгновенно покорил все до единого сердца.
Привезенные подарки были тщательно подобраны, указывая на знание вкусов и потребностей каждого члена семьи.
Для Клинтона Джордан привез два десятка пакетиков семян необычных овощей и редких специй: окопник и окра, хрен и куркума, лук-шалот и мексиканский огурец. Для Робин – пакет медикаментов, включая бутыль хлороформа и сверкающий острой сталью хирургический набор в футляре. Салина получила последний томик стихов Теннисона, близнецы – пару прелестных фарфоровых собачек, у которых двигались глаза, а Кэти – набор масляных красок, кисти и письмо от Ральфа.
Дожидаясь прибытия Радда с остальным отрядом, Джордан не терял времени даром. Он помог Клинтону, так и не овладевшему искусством лозоходца, найти воду и выкопать колодец – на глубине десяти футов обнаружился чистый источник; изложил Кэти полную биографию Ральфа, начиная со дня и часа рождения, – девушка ловила каждое слово, из-за многочисленных подробностей рассказывать пришлось по частям, что заняло целую неделю.
Закатав рукава, Джордан умудрялся готовить на закопченной дровяной плите невероятные кулинарные шедевры: фрикадельки и суфле, пирожные с кремом и безе, а также голландский и бернский соусы. Салина не отходила от Джордана ни на шаг, горя желанием помочь и поучиться, а он читал ей наизусть поэму Теннисона «Памяти Артура Генри Халама»:
Не сетуй, точно праздная девица,
Что жизнь расшита блестками греха.
Дождись: слетит пустая шелуха —
Под ней давно жемчужина томится.
Салина была без ума от чар златокудрого кузена.
Джордан научил близнецов вырезать и складывать из бумаги фантастические фигуры зверей и птиц и рассказывал истории, лучше которых они не слышали с тех пор, как Мунго Сент-Джон покинул Ками.
Для Робин Джордан привез целый ворох новостей из Кейптауна. Он описал восходящие звезды на политическом небосклоне, разложив по полочкам их достоинства и недостатки. Он был в курсе последних мнений на политической арене Англии. Члены парламента, как лондонского, так и кейптаунского, часто гостили в Гроте-Схюр, и Джордан передал слухи о «диком и непостижимом старике», как королева называла Гладстона, объяснил суть проблемы гомруля – движения за автономию Ирландии, и намекнул, что либералы скорее всего одержат верх на следующих выборах, несмотря на провал попытки Гладстона спасти Гордона в Хартуме и вызванное этим падение популярности.
– Во время празднования юбилея королевы простой народ на улицах восторженно приветствовал Гладстона, в то время как аристократия шипела на него с балконов, – рассказывал Джордан.
Робин, которая больше двадцати лет провела вдали от цивилизации в глухом уголке Африки, не могла наслушаться племянника.
В Ками ужин обычно заканчивался с наступлением темноты, а через час все семейство ложилось спать, но с прибытием Джордана разговоры и смех порой не утихали до полуночи.
«Джордан, если мы хотим заполучить Машоналенд, то, вне всякого сомнения, должны уговорить твою тетушку помочь нам. Говорят, что Лобенгула не принимает ни одного важного решения, не посоветовавшись с доктором Кодрингтон. Ты поедешь в Ками, опередив Радда и всех остальных. Поезжай и поговори с тетушкой» – вот что сказал на прощание мистер Родс, и Джордан не чувствовал ни малейших угрызений совести, исполняя этот наказ, так как не видел в нем никакого противоречия со своим долгом племянника.