– По крайней мере здесь есть вода, овощи будут прекрасно расти.
– Какие приземленные мысли! – укоризненно заметила Луиза. – Ты на деревья посмотри!
Деревья высились над головами, словно арки огромного собора; осенняя листва горела тысячью оттенков золота и багрянца, в ней жужжали пчелы и весело пели птицы.
– В жаркое время будет прохладно, – согласился Зуга.
– Как тебе не стыдно! – засмеялась Луиза. – Если не в состоянии заметить красоту деревьев, то посмотри хотя бы на Табас-Индунас!
Холмы Вождей казались спинами китов, дремавших в синеве под высокими серебристыми облаками. По зеленой равнине рассеялись стада коров, принадлежавшие Зуге, а также зебры и антилопы-канны.
– Да, до холмов недалеко, – кивнул Зуга. – Когда строительная компания Ральфа дотянет железную дорогу до Булавайо, то всего за несколько часов можно будет доехать до всех удобств цивилизации.
– Значит, ты построишь мне дом здесь, на этом самом месте?
– Только если ты сначала придумаешь ему название.
– А как бы ты хотел его назвать, милый?
– Что-нибудь связанное со старушкой Англией. Кингс-Линн – так называлось местечко, где я вырос.
– Тогда пусть так и будет.
– Кингс-Линн, – оценивающе выговорил Зуга. – Да, неплохо звучит.
Луиза взяла его за руку, и они пошли по лесу к реке.
Мужчина и женщина спускались по узкой извилистой тропинке в густых прибрежных зарослях.
Похоже, мужчина долго болел и лишь недавно стал поправляться: хорошо сложенное тело исхудало, тусклая кожа цвета обгорелого фитиля туго обтягивала выпирающие ребра. На животе и спине, словно только что отчеканенные монетки, синевато поблескивали едва затянувшиеся огнестрельные раны. Правая рука, изуродованная и укороченная, выпирала из плеча так, будто сломанная кость неправильно срослась. На левом плече он нес щит с ассегаем, привязанным сыромятным ремешком.
Следом, покачивая бедрами, шла молодая женщина с горделивой осанкой. Черты лица и раскосые глаза делали ее похожей на египетскую принцессу. Пышные груди разбухли от молока – на спине она несла сынишку, надежно привязанного так, чтобы головка не дергалась от широких шагов матери.
Добравшись до берега реки, Базо повернулся к жене:
– Танасе, отдохнем здесь.
Она ослабила узел и перехватила малыша поудобнее. Зажав пальцами набухший сосок, Танасе выдавила из него струйку молока и поднесла к губам сына. Мальчик тут же зачмокал, покряхтывая.
– Когда мы доберемся до следующего поселка? – спросила Танасе.
– Когда солнце будет вон там. – Базо показал на точку посередине между зенитом и горизонтом. – Ты не устала? Мы давно идем, и путь очень далек.
– Я не устану, пока мы не донесем вести каждому жителю Матабелеленда! – ответила она и принялась потряхивать малыша, напевно приговаривая: – Тебя зовут Тунгата, потому что ты будешь искателем. Тебя зовут Зебиве, потому что ты найдешь то, что украли у тебя и твоего народа. Впитывай мои слова, Тунгата Зебиве, как ты пьешь мое молоко. Помни их всю жизнь, Тунгата, и передай своим детям. Помни раны на груди отца и раны на сердце матери и научи своих детей ненавидеть!
Она приложила мальчика к другой груди, продолжая напевать. Наконец ребенок насытился и уснул, склонив головку. Тогда Танасе привязала его себе на спину, они перешли реку и продолжили путь.
До поселка путники добрались за час до заката. В россыпи хижин ютилось меньше сотни людей. Молодую пару заметили издалека – десяток мужчин вышли почтительно приветствовать гостей и проводить их в поселок.
Женщины принесли поджаренные на костре кукурузные лепешки и густую простоквашу в калебасах. Ребятишки прибежали поглазеть на пришельцев.
– Это те самые странники – люди с холмов Матопо, – перешептывались дети.
Когда гости поели, а солнце село, местные жители развели костер. Танасе встала возле огня, молчаливые внимательные слушатели сели в кружок вокруг нее.
– Меня зовут Танасе, – начала она. – Когда-то я была Умлимо.
Это имя вызвало приглушенные ахи удивления.
– Я была Умлимо, – повторила Танасе, – но у меня отняли силу духов.
Слушатели тихонько завздыхали и зашевелились, точно сухие листья под порывами ветра.
– Теперь мое место заняла другая, она живет в потайном месте в холмах, потому что Умлимо никогда не умирает.
Раздалось одобрительное гудение.
– Теперь я всего лишь голос Умлимо, посланница, которая принесла вам ее слова. Слушайте внимательно, дети мои, вот что гласит пророчество… – Она сделала паузу. Наступившее молчание звенело религиозным ужасом.
– «Когда полуденное солнце потемнеет от крыльев, когда весной у деревьев облетят листья, тогда воины матабеле наточат лезвия ассегаев».
Танасе замолчала. Отблески огня сверкали в сотнях наблюдающих за ней глаз.
– «Когда быки лягут на землю, уткнувшись мордами в хвосты, и не смогут подняться, тогда придет время восстать и нанести удар».
Раскинув руки крестом, она закричала:
– Вот что предсказывает Умлимо! Внемлите, дети Машобане, внемлите голосу Умлимо. Матабеле снова станут великим народом!
На рассвете двое странников с младенцем по имени «Искатель того, что было украдено» отправились к следующему поселку, где им навстречу почтительно выйдут старейшины.
В тысяча восемьсот девяносто шестом году, в то время, когда в Южном полушарии наступила весна, на берегах озера, лежащего в южном конце Великой Рифтовой долины – гигантского разлома, проломившего Африканский континентальный щит, словно ударом топора, – произошло престранное событие.
Из огромных кладок яиц пустынной саранчи, зарытых в рыхлую землю на берегах озера, вылупились бесчисленные множества бескрылых личинок. Яйца были отложены самками во время одиночной фазы жизни, однако вылупившееся потомство оказалось столь многочисленным, что ему не хватало места: личинки ползали друг по другу, хотя кладки располагались на площади в пятьдесят квадратных миль.
Постоянные соприкосновения с себе подобными возбуждали насекомых и вызвали чудесную метаморфозу: в отличие от неброской коричневой расцветки родителей цвет личинок изменился на ярко-оранжевый и угольно-черный. Скорость обмена веществ резко увеличилась, вызывая нервозность и перевозбуждение. Ножки выросли, налились силой; усилилось инстинктивное влечение к себе подобным – насекомые двигались плотной массой, словно слившись в чудовищный единый организм. Они вошли в стадную фазу жизни, последний раз полиняли, и, едва обсохли выросшие крылья, весь рой спонтанно взлетел в небо.
В первый полет их побудила подняться высокая температура тела, которая стала еще выше в результате мышечной активности. Они не могли остановиться, пока не опустилась вечерняя прохлада, – тогда насекомые такими плотными роями усеяли ветви, что те ломались, не выдерживая огромного веса. Всю ночь ненасытная саранча кормилась, а утром раскаляющийся воздух снова заставил ее пуститься в путь.