– Черт побери! – ухмыльнулся Пикеринг. – Да ты бранишься не хуже законной жены!
Никого не удивила такая вольность в обращении слуги к хозяину. В Африке подобные отношения были в порядке вещей: слуга считался членом семьи и все признавали его право голоса в семейных делах.
– Ян Черут ненавидит статую с тех пор, как мы ее нашли.
– Расскажи-ка мне, как это получилось, – приказал слуге Родс.
Ян Черут самодовольно раздулся, обрадовавшись возможности рассказать интересную историю внимательным слушателям из влиятельных людей. Он с важным видом набивал глиняную трубку махоркой и прикуривал от уголька, а мальчишки потихоньку вылезли из палатки, предвкушая его рассказ. Осторожно глянув на Зугу, они убедились, что отец не возражает, и осмелели.
Джорди сел рядом с Яном Черутом, склонив золотистую головку на плечо готтентота; Ральф скромно присоединился к мужчинам.
– Мы путешествовали по диким землям целый год, – начал Ян Черут. – Целый год не видели ни одного цивилизованного человека…
Мальчики устроились поудобнее. Они сто раз слышали эту историю, и с каждым разом она им все больше нравилась.
– По дороге от берегов реки Замбези мы убили двести слонов, сражались с бандитами и дикарями. Большинство носильщиков сбежали, умерли от болезней или попали в пасть хищникам. Припасы давно закончились – не было ни соли, ни чая, ни лекарств, да и пороха всего ничего. Одежда превратилась в лохмотья, сапоги стоптались до дыр, и мы ставили на них заплаты из шкуры свежеубитого буйвола. Это было гибельное путешествие – через горы, где нет перевалов, по рекам, не имеющим названий. От обычных людей давно бы остались только скелеты, дочиста обглоданные хищными птицами. Мы захворали, выбились из сил и потеряли дорогу. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилались безлюдные холмы, заросшие такими кустами, через которые разве что буйволы проберутся.
– И тогда вам понадобился мед, чтобы подкрепить свои силы! – не удержался Джордан, который знал эту историю слово в слово. – Иначе пришла бы ваша погибель.
– И тогда нам понадобился мед, чтобы подкрепить свои силы, иначе пришла бы наша погибель, – торжественно согласился Ян Черут. – Из кустов прилетела маленькая коричневая птичка, медоуказчик, и запела вот так… – Готтентот издал высокую трель, изобразив пальцами трепетание крылышек. – «За мной! – позвала она нас. – Идите за мной, я приведу вас к улью!»
– Но ведь это был не настоящий медоуказчик, правда? – взволнованно вскрикнул Джордан.
– Нет, Джорди, не настоящий.
– И все-таки вы пошли за ним!
– Мы шли за ним много дней по бездорожью. Когда господин Зуга, твой отец, хотел было повернуть обратно, Ян Черут оставался непреклонен. «Мы должны идти вперед», – говорил я. Хорошо зная духов, я к тому времени понял, что никакой это не медоуказчик, а демон в обличье птицы.
Зуга слегка улыбнулся. Он помнил события немного по-другому. Через несколько часов следования за птицей Яну Черуту надоела погоня – пришлось его подталкивать и уговаривать.
– И вдруг… – театральным жестом Ян Черут раскинул руки в стороны, – перед нами выросла стена из серого камня – высокая, как гора. Топором я срубил лианы и нашел огромные ворота, которые охраняли злые духи…
– Духи? – улыбнулся Зуга.
– Они были недоступны взгляду обычных смертных, – высокомерно пояснил готтентот. – С помощью магического знака я заставил охранников бежать.
Зуга подмигнул Пикерингу. Ян Черут не обратил внимания на ухмылки.
– За воротами находился двор храма, где лежали сброшенные с постаментов статуи соколов – некоторые из них разлетелись на куски. И все они были покрыты золотом, грудами золота.
– Если бы грудами! Пятьдесят фунтов чистого веса, если точно, – вздохнул Зуга. – Мы просеяли почву, чтобы выбрать осколки и маленькие кусочки.
– Мы собрали золото с земли, подняли на плечи эту статую и пронесли ее тысячу миль…
– Брюзжа всю дорогу, – вставил Зуга.
– …пока не вернулись в Кейптаун.
После полуночи Ян Черут подвел гостям оседланных лошадей. Родс взял поводья, не торопясь садиться в седло.
– Скажите-ка мне, майор, почему вы не уедете в эту вашу землю на севере – кажется, в книге вы называете ее Замбезией? Что вас здесь-то держит?
– Деньги, – бесхитростно ответил Зуга. – Почему-то я уверен, что дорога на север начинается отсюда. Средства на то, чтобы завладеть Замбезией и удержать ее, я получу на прииске.
– Мне нравятся люди, которые мыслят с размахом – не по одной монетке пересчитывают, а ведут счет на десятки тысяч, – одобрительно кивнул Родс.
– На данный момент мое состояние составляет весьма скромную сумму.
– Есть способ изменить положение. – Родс бросил пристальный взгляд на статую птицы.
Зуга хмыкнул и покачал головой.
– Если надумаете продавать, предложите в первую очередь мне, – настаивал Родс.
– Я продам ее только вам, – согласился Зуга.
Родс вскочил в седло.
Пикеринг подъехал к Зуге и склонился к нему.
– Он ее получит – в конце концов, статуя достанется ему, – серьезно сказал он.
– Вряд ли, – покачал головой Зуга.
Пикеринг улыбнулся:
– Родс всегда получает то, чего ему хочется. Всегда.
Взмахнув на прощание рукой с зажатым в ней поводом, он пустил лошадь галопом и умчался вслед за Родсом по пыльной ночной дороге.
– Отдай камень желтокожему, – тихо настаивал Камуза. – Пятьсот золотых монет – и мы вернемся к племени с богатой добычей. Твой отец, индуна Иньяти, будет доволен. Сам король захочет увидеть нас в своем краале Табас-Индунас. Мы станем важными птицами.
– Я не доверяю этому бастаарду.
– И не надо. Доверяй лишь золоту, которое он принесет.
– Мне не нравятся его глаза – они холодные. Когда он разговаривает, то шипит, как желтая кобра.
Матабеле замолчали. В дымной темноте хижины они уселись в кружок вокруг лежавшего на полу алмаза, который странно переливался в отблесках костра.
Закончив работу на закате, юноши беспрестанно спорили – спорили за ужином, поглощая жилистую баранину с кукурузной кашей, запекшейся в черствую лепешку; спорили, пуская по кругу рог с нюхательным табаком и калебас с пивом. Нужно было что-то решать. Скоро в дверь поскребутся – бастаард придет за ответом.
– Мы не можем продать камень: он принадлежит Бакеле. Разве сын продает телят из стада отца?
Камуза нетерпеливо хмыкнул.
– Конечно, нельзя красть у своих соплеменников, у старейшин – но ведь Бакела не матабеле! Он буни, белокожий; закон не запрещает брать имущество чужака, как не запрещает воткнуть ассегай в сердце трусливого машона, позабавиться с его женой, забрать у него стадо или поджечь его крааль, чтобы детишки повизжали. Мужчина имеет на это полное право.