За ним, будто тень, следовал сутулый Альфред Бейт.
Четверо мужчин подошли к карете. Незнакомец взял руку сидевшей в ней женщины.
– Джентльмены, разрешите представить мою жену, миссис Сент-Джон. – В акценте мужчины даже Ральф безошибочно узнал выговор уроженца южных штатов Америки.
Однако больше всего юношу поразил не акцент – слова ударили, словно ножом по сердцу: «Жену… Миссис Сент-Джон… Миссис Сент-Джон…»
Ральф застыл, стиснув в руке уздечку, не в силах справиться с обожанием – как выяснилось, безнадежным. Мужчины поклонились, не обращая внимания на юношу.
– Луиза, дорогая, это мистер Родс, о котором ты так много слышала…
Ральф понял лишь, что ее зовут Луиза и что она замужем, – все остальное вполне могло быть сказано по-китайски.
Генерал Сент-Джон сел рядом с женой. Для такого крупного и пожилого человека он двигался довольно легко, и ненависть Ральфа разгорелась еще больше. Сент-Джон взял поводья из затянутой в перчатку руки жены; приподняв шляпу, он простился с тремя спутниками, и лошади тронулись. Ральф отпрыгнул, чтобы не попасть под колеса. Луиза оживленно заговорила с генералом – на юношу они даже не взглянули.
Экипаж умчался. Ральф с тоской смотрел ему вслед.
Джордан украсил меню романтическими зарисовками прииска: подъемники, возвышающиеся над пропастью шахты, героические фигуры старателей на вертикальных стенах желтой глины, сортировщик за столом. В самом верху он изобразил сложенные ладони, переполненные алмазами, и теперь раскрашивал иллюстрации акварелью.
– Что такое Veloutе de la Nouvelle Ruеe? – поинтересовался Ральф.
– Суп «Новая алмазная лихорадка», – ответил Джорди, не поднимая глаз от своего шедевра.
– Из чего он?
– Из мозговых косточек и перловки.
– А что такое Quartier de Chevreuil Diamant Bleu?
– Окорок «Голубой алмаз».
– Так бы сразу и написал человеческим языком! – пожаловался Ральф. – Что еще за «голубой алмаз»?
– Запеченный в тесте окорок газели, нашпигованный свиным салом, предварительно выдержанный в оливковом масле с коньяком и диким чесноком.
У Ральфа разыгрался аппетит: кулинарное искусство Джорди было выше всяческих похвал.
– Ладно, так и быть, я это съем.
Джордан облизал кисточку, оставив на языке голубую полоску, и посмотрел на брата.
– Ты будешь не есть, а подавать… – Он сделал многозначительную паузу и добавил с таким видом, будто это все объясняло: – Придет мистер Родс.
– Ах, значит, я недостаточно хорош, чтобы сидеть за одним столом с твоим знаменитым мистером Родсом? Черт побери, прислуживать я не собираюсь! Если хочешь, позови Донзелу. За шиллинг он обольет супом мистера Родса – и даже самого короля Лобенгулу! Я дам ему взятку.
В конце концов любопытство и обещание угостить остатками обеда перевесили. Ральф надел специально сшитую Джорданом дурацкую короткую куртку вроде тех, что носят официанты, и вынес супницу на веранду – где чуть не упал в обморок от увиденной картины.
– Мадам, вы напоминаете мне героиню поэмы мистера Лонгфелло, – галантно заметил Невил Пикеринг.
Луиза улыбнулась в ответ:
– Благодарю вас.
Она была одета в светлый жакет из оленьей кожи, расшитый яркими бусинками, с бахромой на рукавах. Вместо юбки – широкие брюки из мягкой кожи, ботинки тоже кожаные, украшенные бисером. Густые темные волосы, разделенные пробором посередине, заплетены в две косы, спадающие на грудь, лоб перехвачен широкой синей лентой.
За длинным столом на веранде дома Зуги Луиза была единственной женщиной. Сидевшие вокруг нее мужчины пользовались репутацией наиболее влиятельных персон на этом континенте, принадлежавшем самой могущественной королеве в мире. Уже составив себе немалые состояния, они жаждали власти, славы, земель и, поглощенные этой мечтой, безжалостно стремились к ее осуществлению.
Баллантайн, Бейт, Джеймсон, Родс, Робинсон – имена словно из списка отряда флибустьеров. Тем не менее мужчины слушали разговоры о дамской моде с таким вниманием, будто речь шла о годовом отчете компании.
Один лишь Зуга Баллантайн не улыбался: ему не нравилась слишком яркая красота гостьи. Как истинный англичанин, в женщинах Зуга предпочитал светло-золотистые волосы и кожу цвета клубники со сливками. Эта дама носила вызывающие наряды и вычурную прическу, глаз не опускала и обращалась с мужчинами слишком свободно и более чем непринужденно. Разумеется, американки славятся мужскими ухватками, но Зуга предпочел бы, чтобы Луиза Сент-Джон оставила эти манеры на другом берегу Атлантического океана – где им самое место. Хватит и того, что она галопом примчалась в лагерь Зуги, опередив мужа. Сидя в седле по-мужски, Луиза высвободилась из стремян и легко спрыгнула на землю. Уверенным шагом она подошла к веранде и, улыбнувшись, по-мужски протянула руку.
– Вы, должно быть, Зуга Баллантайн, – сказала Луиза, не дожидаясь, пока муж их познакомит. – Я бы вас где угодно узнала благодаря описанию Мунго.
Ладонь у нее оказалась узкой, теплой и сухой. Неожиданная для женщины сила пальцев выдавала искусную наездницу.
Неторопливые воскресные обеды были единственным, на что Зуга не жалел денег. Превосходная еда и хорошая выпивка в компании умных людей делали каждый обед незабываемым событием, благодаря чему они превратились в одну из традиций Кимберли.
Женщин сюда приглашали очень редко. Луиза Сент-Джон оказалась здесь только потому, что Зуге не удалось убедить генерала прийти без нее. В ответном письме Мунго Сент-Джон написал: «Генерал и миссис Сент-Джон с удовольствием принимают приглашение».
Дружба Баллантайна и Сент-Джона началась много лет назад. Зуга восхищался такими людьми: твердый и решительный, подобно самому Зуге, Мунго жил по собственным законам. Он не ожидал ни помощи, ни подачек, достиг всего своими силами, а если проигрывал, то не жаловался и не искал оправданий, даже когда неудача возникала из-за несчастливого стечения обстоятельств, которое невозможно было предотвратить.
В конце пятидесятых Сент-Джон построил коммерческую империю – флот торговых судов, которые перевозили «черное золото» из Африки в Северную Америку. По слухам, всего за год Сент-Джон совершил три опасных плавания через Атлантику, выручив за перевозку рабов почти два миллиона долларов – на эти деньги он приобрел обширные земельные владения в Луизиане.
Именно в те времена они познакомились. Зуга был пассажиром на великолепном клипере «Гурон», который плыл из Бристоля на мыс Доброй Надежды. По иронии судьбы в то время Зуга не подозревал о том, чем занимается Сент-Джон, и путешествовал вместе с сестрой, Робин Баллантайн, – врачом-миссионером, поставившей себе цель искоренить работорговлю в Африке.
Обнаружив, что Сент-Джон плывет в Африку не для того, чтобы обменять бусы и медную проволоку на слоновую кость, страусиные перья, копаловую смолу и золото из королевства Мономотапа, а за более выгодным живым товаром, Робин Баллантайн пришла в ярость, которую усугубляло чувство вины от путешествия на корабле работорговца. Именно Робин, горя желанием мести, обратилась за помощью к королевскому флоту и подставила Сент-Джона и его великолепный клипер с грузом из пятисот первоклассных рабов под пушки британской антирабовладельческой эскадры.