— Да.
— А наступал на него?
— Нет, но я видел, как однажды на муравейник наступил другой мальчик.
— И как повели себя муравьи? Они стали бегать вокруг, но далеко не убежали, а потом быстро построили муравейник заново. То же самое и с войной, большой или малой. Люди просто живут дальше. Они поднимаются и живут дальше, потому что им нужны вода, хлеб и крыша над головой, поэтому, что бы ни случилось, они начинают все вновь. Однажды тебя могут схватить солдаты и продать в рабство, а на следующий день они даже не обратят на тебя внимания. Потому что все кончится. Им скажут, что все кончено.
— Почему моего сына учишь мудрости ты, а не я? — спросил Иосиф Клеопу.
Мы спокойным шагом шли за тележкой. Наш ослик был нетороплив. Клеопа, смеясь, ответил:
— Если бы я не попался в ловушку женщины, то стал бы пророком.
Он насмешил своей шуткой всю семью. Даже я не удержатся и засмеялся. И моя тетя, жена Клеопы, промолвила:
— Он говорит лучше, чем поет. Но если бы про муравья был псалом, он бы спел его.
Мой дядя тут же запел, и тетя вздохнула, но вскоре мы все подхватили псалом Клеопы. Правда, псалма про муравьев не знал никто.
Когда пение стихло, Клеопа задумчиво произнес:
— Мне следовало стать пророком.
Даже Иосиф засмеялся над этими словами. Жена Клеопы предложила:
— Начинай прямо сейчас. Скажи нам, успеем ли мы дойти до дома прежде, чем начнется дождь.
Клеопа обнял меня за плечи.
— Ты единственный, кто слушает меня, — сказал он, глядя мне в глаза. — Запомни мои слова: нет пророка в своем отечестве!
— Я не послушала тебя в Египте, — напомнила ему жена.
И мы снова все засмеялись, включая и самого Клеопу. Потом послышался нежный мамин голос:
— Я всегда тебя слушаю, брат мой, и всегда слушала.
— Да, сестра, это верно, — согласился Клеопа. — И ты не возражаешь, когда я хочу чему-нибудь научить твоего сына, потому что его дедушки больше нет в живых, а я чуть не стал писцом.
— Ты чуть не стал писцом? — изумился я. — Мне никогда об этом не говорили.
Иосиф поднял палец, чтобы привлечь мое внимание, и покачал головой, давая мне понять: «Нет».
— А что ты об этом знаешь, брат мой? — обратился к Иосифу Клеопа, но его тон был дружелюбным. — Когда мы пришли в Иерусалим, чтобы отдать Марию в дом, где ткут храмовую завесу, несколько месяцев я провел, занимаясь в храме. Я учился с фарисеями, с лучшими из них. Я сидел у их ног. — Он сжал мое плечо, чтобы удостовериться, что я слушаю его. — В колоннаде храма можно найти много учителей. Лучших в Иерусалиме учителей. Ну, и не самых лучших тоже.
— Ученики там тоже бывают разные, хорошие и не очень, — тихо добавил Алфей, но все услышали его слова.
— Да, неизвестно, кем бы я мог стать, если бы не пришлось идти в Египет! — вздохнул Клеопа.
— Почему же ты пошел? — невольно вырвалось у меня.
Он взглянул на меня. Все притихли. Несколько минут мы шли в молчании. Потом на губах Клеопы появилась добрая улыбка:
— Я пошел в Египет, потому что туда пошли мои родственники — ты, моя сестра, ее муж и его братья.
Я не получил ответа на свой вопрос — настоящего ответа. Но уже некоторое время я догадывался, что если я и смогу узнать что-нибудь, то только от дяди Клеопы.
Над нашими головами раздались низкие раскаты грома.
Мы прибавили шагу, но вскоре хлынул дождь, и нам пришлось свернуть с дороги и спрятаться под деревьями. Землю под ними укрывал плотный ковер из старой опавшей листвы.
— Ну что, пророк, — улыбнулась мужу тетя Мария, — можешь ли ты остановить дождь, чтобы мы продолжили путь?
Раздался дружный смех, но Иосиф остался серьезным.
— Не забывайте, что святой человек действительно может остановить дождь или, наоборот, призвать его. Запомните мои слова, — продолжал он. — Во времена моего прадеда в Галилее жил один святой человек, Хони — начертатель кругов. По его слову дождь мог пойти, а мог прекратиться.
— И расскажите детям, что стало с Хони, — попросила Иосифа тетя Саломея. — Вы всегда останавливаетесь на самом интересном месте.
— Что с ним стало? — спросил Иаков.
— Евреи забили его камнями в храме, — пожал плечами Клеопа. — Им не понравилась его молитва! — Он рассмеялся, а потом, подумав, засмеялся снова, как будто чем больше он думал об этом, тем смешнее ему становилось.
Однако я не мог понять, что тут смешного.
Между тем дождь припустил по-настоящему, и ветки над нашими головами больше не спасали нас от воды.
Где-то в глубине мозга возникла маленькая мысль, такая маленькая, что мне она казалась размером не больше моего мизинца.
«Хочу, чтобы дождь прекратился».
Глупая, конечно, мысль. Но я вспомнил обо всех странных событиях, что случались со мной, — о воробьях, о Елеазаре… Я поднял голову.
Дождь прекратился.
Я так удивился, что уставился на облака и, кажется, перестал дышать.
А вокруг меня все ликовали и, радостные, отправились домой.
Я никому не стал рассказывать о случившемся, хотя очень встревожился, очень. И все равно я понимал, что никому нельзя говорить ни слова о том, что я сделал.
Когда мы вернулись, Назарет показался мне особенно красивым после дождя. Я уже полюбил нашу улицу, беленые дома и виноград, весело вьющийся по рамам и стенам, несмотря на весеннюю прохладу. А на старой смоковнице в центре двора за несколько последних дней стало еще больше листьев.
Нас встречала Старая Сарра. Маленький Иаков читал вслух Старому Юстусу. А малыши играли во дворе и бегали по комнатам.
Все печали и горести Сепфориса оказались где-то далеко.
И так же далеко остался дождь.
В тот вечер было решено, что в доме останемся работать мы с Иосифом, а Алфей с сыновьями Левием и Силой, Клеопа и, возможно, Симон отправятся в Сепфорис, где наберут еще работников и возьмут заказ Янная. Предлагались хорошие деньги. И погода установилась отличная.
А еще все мальчики, где бы они ни работали, по утрам должны ходить в синагогу, где три раввина учат детей грамоте и Закону. Только после занятий нам можно будет присоединиться к мужчинам, то есть где-то около полудня.
В школу мне идти совсем не хотелось. Но понял я это только тогда, когда все мужчины нашей семьи вновь зашагали вверх по улице. Мне стало страшно.
Я оглянулся и увидел, что Клеопа ведет за руку Маленького Симеона, дядя Алфей Маленького Иосия, дядя же Симон сопровождал Левия и Силу. Может, все идет как надо?