Да нет.
Я думала, что Ларри будет сидеть в машине. Он же стоял, прислонившись к ней. Даже издали было видно, что ему больно: спина напряженно выпрямлена, и он старается не двигаться более необходимого. Я подъехала. Вблизи он выглядел даже еще хуже. Белая рубашка вымазана сажей. Летние брюки были коричневыми, поэтому они пострадали не так заметно. От лба до подбородка тянулась черная полоса. От черных кругов синие глаза казались темнее, будто сапфиры в агатовой оправе. И глядели эти глаза тускло, будто боль высосала у Ларри все силы.
– Господи, ну и хреновый же у тебя вид!
Ларри чуть не улыбнулся:
– Спасибо. Как мне не хватало слов ободрения!
– Прими таблетку и лезь в джип.
Он было попытался качнуть головой, но резко остановился.
– Нет, если ты будешь вести машину, я могу поехать на следующий пожар.
– Пахнет от тебя, будто на тебе одежда горела.
– А ты совсем свеженькая, – сказал он, и в голосе его прозвучало неодобрение.
– Чем ты недоволен, Ларри?
– Помимо того, что мне в спину будто тычут раскаленной кочергой?
– Помимо этого.
– В машине скажу.
Под хмурым видом Ларри проскальзывала усталость.
Спорить я с ним не стала и пошла к джипу. Несколько шагов – и я поняла, что он не идет со мной. Я повернулась и увидела, что он стоит неподвижно, с закрытыми глазами, сжав опущенные руки в кулаки.
Я подошла к нему.
– Тебе помочь?
– Разве что спину заменить, – буркнул он. – А так все отлично.
Я улыбнулась, взяла его под руку, готовая частично к тому, что он огрызнется, но он не стал. Ему было больно. Ларри неловко шагнул вперед, и я его поддержала. Медленно шли мы к джипу. Когда я подвела его вокруг машины к пассажирской дверце, он дышал быстро и неглубоко. Дверь я открыла, но не очень понимала, как его туда посадить. Как ни старайся, а будет больно.
– Дай мне только держаться за твою руку, и я сам сяду, – сказал он.
Я протянула руку. Он вцепился в нее и сел, слегка при этом зашипев сквозь стиснутые зубы.
– Ты говорила, что на второй день будет больнее. И почему ты всегда права?
– Быть совершенством трудно, – ответила я. – Но я с этим бременем умею справляться. – И посмотрела на него очень честными глазами.
Он улыбнулся, засмеялся и тут же согнулся вдвое от боли, отчего она только усилилась. Несколько секунд он корчился на сиденье. Когда Ларри сумел сесть, он вцепился руками в приборную панель так, что пальцы побелели.
– Боже мой, только не смеши меня!
– Прости, ради бога.
Я достала сзади детские салфетки с ланолином и алоэ – ими отлично стирается кровь. Наверное, сажа тоже.
Протянув Ларри салфетки, я помогла ему застегнуть ремень. Конечно, раны у него болели бы меньше, если не пристегиваться, но без ремней ездить нельзя. Если бы у моей мамы был тогда привязной ремень, она была бы до сих пор жива.
– Прими таблетку, Ларри. Поспи в машине. Я тебя потом отвезу домой..
– Нет, – ответил он настолько решительно и упрямо, что я поняла: его не отговорить. Так зачем пытаться?
– Будь по-твоему. Но чем это ты таким занимался, что у тебя вид, будто ты пытался переменить свои пятна?
Он повернул ко мне взгляд, что заставило его поморщиться.
– Купался в саже, – пояснила я. – Ты разве не видел диснеевского фильма и не читал сказки про леопарда?
Он чуть улыбнулся:
– Давно не перечитывал. Я побывал на трех пожарах и на каждом только констатировал, что вампиры погибли. На двух пожарах я вообще ничего не нашел, только пепел. А на третьем вампир был похож на черные палки. Я не знал, что делать, Анита. Пытался нащупать пульс. Знаю, что это глупо. И его череп разлетелся золой.
Ларри сидел очень ровно, но казалось, что плечи у него ссутулились от того потрясения, что он пережил сегодня.
Вряд ли мои слова улучшили бы его состояние.
– Вампиры сгорают в пепел, Ларри. Если остаются элементы скелета, значит, это был не вампир.
Он повернулся ко мне, и на глазах его выступили слезы от боли.
– Ты хочешь сказать, что это был человек?
– Вероятно. Не на сто процентов, но очень вероятно.
– Теперь из-за меня мы этого никогда не узнаем. Без клыков в черепе определить невозможно.
– Не совсем так. Можно сделать анализ ДНК, хотя не знаю, как повлияет огонь на образцы ДНК. Если их удастся собрать, тогда можно будет узнать, был это человек или вамп.
– Если это был человек, то я уничтожил все надежды на идентификацию по зубам.
– Ларри, если череп был настолько хрупок, то не думаю, что его вообще можно было сохранить. Он бы не выдержал снятия отпечатков зубов.
– Ты уверена? – спросил он.
Я облизала губы и хотела соврать.
– Не на сто процентов.
– Ты бы знала, что это человек? И не стала бы его трогать в расчете на то, что он живой?
Молчание заполнило машину.
– Ответь, – потребовал Ларри.
– Нет, я не стала бы проверять пульс. Я бы предположила, что это останки человека.
– Черт меня побери, Анита, я уже год этим занимаюсь и все еще делаю такие глупые ошибки!
– Не глупые, а просто ошибки.
– А какая разница?
Я хотела сказать, что глупая ошибка была тогда, когда он подставил спину под удар, но решила не трогать эту тему.
– Ты сам знаешь разницу, Ларри. Когда перестанешь сам себя жалеть, ты ее вспомнишь.
– Не надо такой снисходительности, Анита!
Злость в его голосе жалила сильнее слов. Мне это сегодня было не нужно. Ну никак.
– Ларри, я была бы рада успокоить твое самолюбие, чтобы ты чувствовал себя лучше, но у меня леденцы кончились. Я сегодня тоже не крестиком вышивала.
– А что случилось? – спросил он.
Я покачала головой.
– Ладно, проехали. Извини. Я тебя слушаю.
Я даже не знала, с чего начать, и не была готова вообще кому-нибудь рассказывать, что случилось сегодня в больничной палате, и уж меньше всего – рассказывать об этом Ларри.
– Даже не знаю, с чего начать.
– С чего-нибудь.
– Ричард совершенно невыносим.