— Думаю, она перебралась в одного из вон тех попугаев макао. Это умные птицы. Но это могло быть лишь временное прибежище. Она должна была стремиться как можно скорее перебраться в Красную кровь.
— То есть ты хочешь сказать... что ее здесь нет? Она ушла? Она теперь обитает в другом теле? — Недоверчиво переспросила Мими.
— Да.
Мими скрестила руки на груди.
— В человеке. В Красной крови.
— Да. — Кингсли, похоже, начал терять терпение. — Они созданы из той же плоти, что и мы.
— И ты все это узнал — ну, что она все еще жива, — всего лишь посмотрев в ее глаза?
— Если бы хранителя действительно уничтожили, в глазах Джордан сохранились бы зрачки. Знаешь поговорку: глаза — зеркало души? Ну что, Форс, теперь тебе ясно?
Они похоронили Джордан у водопада. Кингсли соорудил из двух веток крест и воткнул его в землю. Четверо венаторов сгрудились у могилы, и Кингсли произнес короткую надгробную речь.
— Мы предаем земле тело Джордан Ллевеллин, что носила в себе дух Пистис Софии. Мы просим землю принять принадлежащее ей и прощаемся, с благодарностью, любовью и печалью. Покойся с миром.
Мими и братья Ленноксы негромко пробормотали: «Аминь».
Потом они стащили трупы Серебряной крови на задний двор и устроили погребальный костер. И лишь когда первые язычки пламени заплясали на ветру, Мими осознала, что уже темнеет. Солнце садилось. Третьи сутки без сна. Мими, конечно, была вампиром, но сейчас она просто мечтала об удобной постели. Огонь поглотил тела, и искры полетели в ночное небо.
А от хранителя по-прежнему ни слуху ни духу. Ну и что толку, если она жива? Теперь они даже не знают, как она — если хранитель все еще она — выглядит. Она может оказаться кем угодно.
— Куда отправится хранитель, желая найти безопасное убежище? — Произнес Кингсли, разговаривая сам с собой. — К тому, кто призвал ее. Но теперь, когда Корделия ушла, а Лоуренс мертв, ей остался лишь один вариант. Аллегра ван Ален.
— Но Аллегра в коме. Какой от нее толк? Кому она сможет помочь? — Возразила Мими. — Если только не... погоди, не говори...
— В распоряжении хранителя имеются свои способы общения, даже более глубинные, чем наши вылазки в глом — а они не смогли пробить стену, что возвела вокруг себя Габриэлла. Кроме того, у меня такое ощущение, что после года жизни в трущобах Рио она испытывает то же самое чувство...
— Какое еще чувство?
— Думаю, хранитель желает того же, что и ты, Форс, — негромко произнес Кингсли.
— Это чего же?
— Она хочет домой.
ШАЙЛЕР
Оливер проследил путь Шайлер и Джека до подножия Эйфелевой башни. Он определял их местоположение по сигналу спутниковой навигации в телефоне Шайлер — после того как девушка покинула остров Святого Людовика, ее мобильник заработал. Костюм юноши был порван, местами подпален. Казалось, будто они с Шайлер вышли из того автобуса не меньше года назад. Когда Шайлер увидела Оливера, ее сердце радостно забилось. Живой и здоровый! Она и не мечтала о таком благополучном исходе.
Они крепко обнялись и оба расплакались.
— Я думала, ты погиб, — прошептала Шайлер. — Никогда — слышишь! — никогда больше так не делай!
— Ой, кто бы говорил, — отозвался Оливер.
Он рассказал, что после того, как Шайлер с Джеком бежали с празднества, там воцарился хаос. Левиафан вместе с Серебряной кровью принялись все поджигать, подпалили верхушки деревьев и едва не сожгли сам отель «Ламбер». Похоже было, что может повториться бойня в Рио. Но потом появился Чарльз Форс и вышиб Серебряную кровь прочь, одного за другим, и они куда-то исчезли — как будто сквозь землю провалились.
— Да, — подтвердил Джек. — Чарльз отправил их на перекресток. Это такая часть глома; Серебряная кровь может туда войти, но выйти оттуда уже не может. Пространство между мирами.
Оливер кивнул.
— Лимб.
— Но что же тогда произошло там, внизу? — Спросила Шайлер, вспомнив то странное явление, свидетелями которого они стали.
Джек покачал головой.
— Точно не знаю. Но что бы там ни случилось, я думаю, Чарльзу каким-то образом удалось обратить процесс вспять — остановить разрыв и залечить рану. В противном случае никто из нас сейчас тут не стоял бы.
Джек не стал говорить то, что они все и так знали. Что хотя замысел Серебряной крови провалился, кое в чем они одержали победу. Чарльз Форс исчез. Он так и не вышел на поверхность, и катакомбы были пусты.
— Так он мертв? — Без выражения спросила Шайлер.
— Не могу сказать наверняка. Думаю, он просто заблудился, — ответил Джек.
— Что ты теперь будешь делать?
— Сам не знаю. — Джек вздохнул, — Совет ныне не тот, что был. Полагаю, с их стороны никакой помощи не дождешься. Но иного выхода у нас нет. — Он понурился. — А вы? Вы-то сами что будете делать?
— Бежать, — ответил Оливер. — Мы и дальше будем спасаться бегством.
— Шайлер, ты не можешь бежать вечно. Эта дрожь... твоя болезнь... ты не сможешь ее скрывать. Это часть твоей трансформации. Тебе необходим врач, который сможет тебе помочь. Убегая от остальных, ты только подвергаешь себя опасности. Я могу поручиться за тебя перед Советом. Они все поймут — я постараюсь, чтобы поняли. Они отзовут венаторов. Положись на меня. В Нью-Йорке ты будешь в безопасности. Тебе нельзя больше рисковать, оставаясь в одиночестве. Комитет ослабел, и сейчас он лишен руководства, но мы соберемся с силами. Возвращайся в Нью-Йорк.
«Возвращайся ко мне».
Джек не произнес этого вслух, но все же Шайлер услышала это громко и отчетливо.
Девушка переступила с ноги на ногу. Двое парней стояли с двух сторон от нее и оба сжимали кулаки в карманах. Оливер склонил голову так низко, что едва не касался груди подбородком. Он не мог смотреть ей в глаза. Джек же смотрел прямо на нее, пристально и неотступно. Шайлер любила их обоих, и у нее разрывалось сердце. Она никогда не сумеет сделать выбор. Это невозможно.
Оливер говорил, что надо и дальше спасаться бегством, а Джек хотел, чтобы она вернулась домой. Шайлер сейчас сильнее всего на свете желала вернуться в Нью-Йорк. Остановиться, отдохнуть, восстановить силы. Но она не могла принять такое решение одна. Да, она любила Джека, да, если она покинет его снова, то навсегда останется несчастной, но она должна думать об Оливере. О ее добром и преданном друге.
— Что скажешь, Олли? Что будем делать? — Спросила Шайлер, повернувшись к юноше, оберегавшему ее более года.
БЛИСС