— Я хочу задать тебе еще один вопрос, — нерешительно начала она.
— Какой?
— Если мы можем так целоваться, Дарио, почему мы были несчастливы в браке?
Перуцци будет недоволен. «Отвечайте правдиво, но не говорите больше, чем она спрашивает» — совет хорошего врача. И еще: «Не пытайтесь форсировать события».
В теории все выглядело довольно просто. На деле же пользоваться этим советом оказалось столь же безопасно, как идти по минному полю. Целуя жену, Дарио осознал, что разрушил все те уровни, которые рассчитывал преодолевать не спеша. Он сделал много такого, что могло форсировать события. Ему было тяжело, больно, к тому же он сильно изголодался по женщине, которая прошла бы мимо, если бы столкнулась с ним на улице. Все это выбило его из колеи еще до того, как Мейва начала задавать проницательные вопросы.
Выигрывая время, он поинтересовался:
— Что тебя натолкнуло на мысль, что мы были несчастливы в браке?
— Ты сам так сказал, помнишь?
К сожалению, Дарио помнил. Лучше бы ему хватило здравого смысла подумать, прежде чем говорить, или, если это не удастся, хотя бы держать язык за зубами. Конечно, порядочный кусок выпал из ее памяти, зато мозг работал отлично.
Несмотря на то что сгустились сумерки, взгляд Мейвы, казалось, прожигал темноту.
— Мы были на грани развода, Дарио? — настаивала она.
Были ли они на грани? Только Мейва знала ответ на этот вопрос.
— Нет, — произнес он, придерживаясь исключительно фактов.
По крайней мере, никто не подписывал никаких бумаг, никто не звонил адвокатам, чтобы поделить имущество или добиться прав на опеку.
— Тогда в чем была проблема?
Ломая голову над ответом, который будет правдив, но не породит ненужные вопросы, Дарио осторожно сказал:
— Время от времени в каждом браке бывают тяжелые моменты.
— Но мы были женаты так недолго, — с горечью заметила Мейва.
— У нас тогда все еще был медовый месяц.
Проклятье! Теперь она спросит, где они провели медовый месяц. Перуцци точно не одобрил бы это скоропалительное погружение в прошлое.
— Не думай, что это только твоя вина, — тянул время Дарио. — Поверь, на каждое разочарование приходится тысяча радостей, и одна из них — снова видеть тебя дома.
— Если ты такой заботливый, почему ни разу не навестил меня в больнице?
«Господи, дай мне сил!» Он поднял глаза к небу, взывая о помощи.
— Я навещал тебя, Мейва. Я сидел у твоей кровати после аварии день и ночь. Я молился, чтобы ты осталась жива.
— Но потом ты перестал приходить. Почему?
«Потому что у нас есть сын, который тоже был госпитализирован и тоже нуждался во мне!»
— Для начала я перевел тебя в клинику за пределами Рима, известную своими достижениями в лечении подобных травм. Поняв, что больше ничего не могу сделать для тебя, я сконцентрировался на… другом.
— Ты имеешь в виду, принялся за работу, чтобы отвлечься?
— Да, — соврал Дарио, потому что понимал: правда будет слишком тяжела для нее.
— А когда я вышла из комы? — не успокаивалась Мейва.
— Я тут же хотел прийти к тебе, но врач был категорически против. Тебе было очень далеко до выписки, и он не хотел, чтобы что-то повлияло на твое выздоровление.
— С каких пор общение с мужем мешает выздоровлению?
— Может, с тех пор, как она не помнит его? — сухо предположил Дарио.
— О! Да, конечно, я тоже так думаю.
С божьей помощью и трезво рассуждая, Дарио направил разговор в безопасное русло. И пока Мейва снова не свернула на скользкую дорожку, задавая очередной вопрос, на который он не мог или не должен был отвечать, Дарио сказал:
— Пожалуйста, не обижайся, но тебе следует притормозить. В нашем последнем разговоре Перуцци просил меня не позволять тебе переусердствовать. Если бы он оказался сейчас здесь, я гарантирую, он ужаснулся бы, увидев, что после такого тяжелого дня ты до сих пор не в кровати.
— Существует слишком много того, чего я еще не знаю.
Провожая жену к дому, он решительно проговорил:
— И у тебя впереди масса времени, чтобы узнать все это. Поверь, все, что тебе нужно, — немного отдохнуть. Мы же меньше всего хотим рецидива болезни.
Эти слова подействовали на Мейву магически.
— О господи, конечно! — воскликнула она, и мурашки пробежали по ее телу. — Я этого не выдержу!
— Тогда желаю тебе спокойной ночи.
Оставаясь на безопасном расстоянии, Дарио наклонился и поцеловал ее в щеку. Но даже такой целомудренный поступок невыносимо искушал его. Платье Мейвы нежно нашептывало ему о том, какое гладкое и бархатистое тело скрывается под ним, и этот шепот звучал как приглашение.
Прижавшись к мужу, она сказала, прерывисто дыша:
— Я все вспомню со временем?
— Да.
— Обещаешь?
— Даю тебе слово.
Он высвободился из ее объятий и начал выпроваживать:
— Тебе пора идти. Хорошенько выспись! Увидимся утром!
Мейва посмотрела на него последний раз и ушла. Вздохнув, Дарио направился к бару и плеснул себе изрядную порцию граппы. Алкоголь смочил горло, но не уменьшил охватившего его волнения.
Тому, что Дарио поднялся на вершину карьерной лестницы, он был обязан исключительно здравому смыслу и редкой способности видеть людей насквозь.
Он чувствовал слабость и скрытность собеседника еще до того, как тот успевал открыть рот. А Мейва заставила его ощутить неуверенность.
Ответила ли она на его поцелуй потому, что желание, которое восстало в нем, взяло в плен и ее, или сочла, что, потакая его сексуальным желаниям, сможет искупить ошибки прошлого?
Когда она говорила о верности своим клятвам и он намекнул на ее двуличие, было ли ее смятение искренним или лишь лицемерной маской?
У него не было ответов.
Этой ночью Мейве приснился дом. Только больше это не был ее дом. Кто-то въехал туда, а она стояла у могилы родителей со всеми своими пожитками, распиханными по чемоданам и дорожным сумкам.
— Я уезжаю и никогда не вернусь, — сказала она матери и отцу. — Но вы навсегда останетесь со мной… в моем сердце.
Листья заговорили вместе с порывом ветра:
— Ты не можешь уехать. Ты часть этих краев.
— Я должна, — протестовала Мейва, постепенно различая вдалеке размытый силуэт. — Я нужна ему. Я его слышу…
— Нет.
Ветки начали грубо обвивать ее тело, листья наваливались, не давая дышать, удерживая в плену…