«С чего же мне начать? – лихорадочно думала она. – Что сказать сразу, в самом начале разговора? И на каком языке говорить с принцем – на греческом или на английском? Скорее всего после первого приветствия следует попросить разрешения побеседовать с ним наедине».
Ее поступок все сочтут не соответствующим этикету, но какое, в конце концов, это имеет значение?
Они находились в той части дворца, которая, вероятно, являлась личными покоями принца. На стенах были развешаны картины на спортивные сюжеты, старинные ружья и несколько портретов. Один из них, как показалось девушке, изображал самого принца – молодого человека с короткой черной бородкой. Было бы неплохо повнимательнее рассмотреть его, чтобы как-то подготовиться к разговору с принцем, встречи с которым ей уже не избежать. Однако ей нельзя было отставать от тетки и полковника Стефанатиса, а они шли очень быстро. Поэтому, бросив на портрет лишь беглый взгляд, Афина поспешила за своими спутниками.
По обе стороны двери красного дерева стояли лакеи в ливреях. Полковник оглянулся, словно боясь, что Афина опять исчезнет, потом дверь открылась, и он шагнул за порог.
Афина невольно затаила дыхание.
– Леди Беатрис Уэйд, ваше высочество! – услышала она голос полковника Стефанатиса. – И леди Мэри Уэйд!
Афина почувствовала, как сердце бешено застучало у нее в груди.
«Мне совершенно нечего бояться! – уговаривала она себя. – Орион непременно защитит меня! Помоги мне, мой дорогой! Помоги мне найти мужество!»
Она мысленно повторяла его имя, как священное заклинание.
Стоя позади леди Беатрис, она услышала мужской голос:
– Прошу вас простить меня, леди Беатрис! Весьма сожалею, что прибыл с опозданием и заставил вас ждать! Но вы приехали немного раньше, чем я рассчитывал.
Афина подняла глаза.
Голос показался ей удивительно знакомым.
– Тетя Беатрис… мне нужно вам кое-что сказать… – начала Афина.
Человек в белом мундире с золотыми эполетами целовал затянутую в перчатку руку ее тетки.
Она не сразу разглядела его лицо, поскольку он склонился в почтительном поклоне.
Но вот он выпрямился, и у Афины от неожиданности перехватило дыхание. Мужчина в белом мундире тоже замер на месте, будто окаменев от изумления.
Их взгляды встретились. И в следующее мгновение окружающий мир куда-то исчез.
– Афина, бесценная моя! – воскликнул Орион. – Что ты здесь делаешь?!
Афина вышла на балкон и залюбовалась последними лучами солнца, которое медленно погружалось в лазурную гладь моря, окрашивая горы и берег в охряный, темно-золотистый, золотисто-зеленый и пурпурно-золотой цвета, превращая само море в расплавленное золото.
Облокотившись о балюстраду, она думала, что из ее комнаты море казалось совсем другим.
Сейчас она была в покоях принца, обставленных с таким изысканным художественным вкусом, что Афине с трудом верилось, что она не оказалась вдруг в сказке.
Принц Орион, несмотря на присутствие множества людей, долго не выпускал ее из объятий, и она наконец почувствовала, что может больше ничего не бояться.
Они поужинали очень рано, потому что принц был уверен, что Афина очень устала.
Услышав шаги у себя за спиной, она не обернулась, но знала, что это Орион подошел и встал рядом с ней.
Они впервые оказались вдвоем, после того как днем расстались у отеля «Посейдон».
– Откуда… я могла знать… как могла догадаться… что ты принц? – заговорила Афина. – Мне говорили, что у принца борода.
– Сбрив бороду, можно сильно изменить внешность, – усмехнулся Орион. – Я делал так несколько раз, прежде чем отправиться в Дельфы. У меня возникало восхитительное чувство, когда я выходил из дворца и никто не узнавал меня, не смотрел вслед.
Они помолчали.
– Полковник Стефанатис… он искал тебя… – произнесла Афина, – искал… на вилле мадам Елены.
Принц облокотился о балюстраду рядом с ней и спросил:
– Откуда ты это знаешь?
– Я случайно услышала его разговор с одним офицером, которому было поручено отыскать тебя.
– Хочешь, чтобы я все тебе объяснил?
– Нет.
Афина сказала это вполне искренне. Зачем им какие-либо объяснения? В его жизни, конечно, были женщины до их встречи. Но она не сомневалась, что они были лишь бледными тенями того чувства, которое он сейчас испытывал к ней.
– Я расскажу тебе, – заявил принц и улыбнулся. – Я действительно был увлечен Еленой. Она умная и культурная женщина, но между нами все было кончено еще до того, как я весьма неохотно дал согласие жениться на богатой англичанке, чтобы помочь моему бедному народу. – Помолчав, он добавил: – Я не мог прятаться на ее вилле по той простой причине, что она собирается навсегда покинуть Грецию и сейчас занимается строительством своего дома на юге Франции.
Афина молчала, и он заговорил снова:
– Если ты представляла меня другим, то как же ошибался я! Я ожидал увидеть несимпатичную и холодную наследницу огромного состояния, а ты оказалась маленькой богиней, страстной и любящей, своим огнем воспламеняющей и меня!
От этих искренних страстных слов Афина слегка вздрогнула.
– Почему же ты мне ничего не сказала? – спросил Орион.
– Я собиралась. Я хотела признаться тебе во всем, когда мы завтракали вблизи водопада… но ты поцеловал меня и я… забыла обо всем на свете… все показалось… не важным!
Он подвинулся поближе к ней.
– Я отправился в Дельфы, потому что в последнюю минуту пришел в ужас при мысли, что даже ради моего любимого народа – действительно очень бедного – я не смогу жить с женщиной, которую не люблю.
Афина повернулась к нему и заглянула в глаза.
– Я поехала туда по той же самой причине. Когда я ехала в Грецию, то представляла принца таким, как ты, но меня привели в ужас придворные в королевском дворце в столице. Они заняты только скандалами, сплетнями и поиском наслаждений.
– Я не люблю столицу и почти никогда там не бываю.
– Ты не сердишься на меня за то, что я… не сказала тебе… кто я такая? Я собиралась сказать принцу, что не смогу стать его женой… и мысль о том… что Орион… ждет меня, придавала мне мужества.
– Я по-прежнему жду тебя, моя дорогая!
Афина посмотрела ему в глаза и сделала еле заметное движение, как будто хотела прижаться к нему.
– Наш брак… он имеет юридическую силу? Нам не придется снова заключать его? – спросила она.
– Он вполне законный. Думаю, мы оба вряд ли захотим повторить то, что уже навечно запечатлено в нашей памяти.