– Полагаю, Прасковья, он надолго твою науку запомнит. Так что в Петербурге, думаю, на одного воришку стало меньше.
Звонок, раздавшийся в дверях, показался Владимиру Гавриловичу неожиданным и оттого очень громким. Через секунду он повторился более продолжительно. Интересно, кого это принесло в неурочный час?
Поздних визитов Филимонов не жаловал, от них следовало ждать самых больших неудобств. К примеру, позапрошлую ночь раздели до исподнего действительного статского советника Министерства внутренних дел у Невской заставы, и пришлось незамедлительно выезжать к месту ограбления, чтобы организовать поимку злоумышленников. Домой он заявился только к вечеру следующего дня, перекусив всего-то однажды в захудалом трактире. Оставалось только гадать, что делал ограбленный в неурочный час на отдаленной заставе. Впрочем, в истинности своих намерений он так и не признался. Надо полагать, что без сердечного интереса тут не обошлось.
А месяц назад чиновник Министерства иностранных дел проиграл в карты родовое имение заезжему аристократу графу Шумскому. Как выяснилось позже, в действительности под личиной аристократа скрывался опытнейший шулер – мещанин Степан Михайлов, которого давно и безуспешно пыталась отловить вся российская полиция. На протяжении трех последующих ночей устанавливали засаду в трех рассадниках, где он обычно проводит время. Изловить мошенника удалось только на пятые сутки ожидания; в течение этого времени домой Филимонов наведывался только затем, чтобы испить любимого киселя и взбодриться ядреной перцовкой.
Что же случилось на этот раз? Наверняка кого-нибудь пришили. Иначе к чему так названивать в дверь, да еще в столь позднее время?
– Просковья, открывай, – распорядился Владимир Гаврилович, понимая, что надежда на глубокий ночной сон оставалась весьма призрачной.
Сбросив тяжелую цепочку и отодвинув щеколду, Просковья отворила дверь. В проеме предстал высокий худой мужчина лет тридцати пяти, в мундире камергера. Привычно растянув в любезной улыбке губы, он спросил:
– Здесь проживает действительный статский советник Владимир Гаврилович Филимонов?
Подправив очки, сползавшие, по всей видимости, от удивления, Филимонов проговорил:
– Это я, сударь. Чем могу быть полезен?
– У меня к вам поручение от императора. Он безотлагательно хотел бы видеть вас во дворце.
Столь неожиданного продолжения вечера не ожидалось.
– Вот оно как, – только и произнес начальник сыскной полиции, с досадой подумав о том, что напрасно испил перцовочки и вынужден будет дышать в лицо государю перегаром. Хорошо, хоть не удосужился отведать на ночь своих любимых пирогов с луком. Вот тогда бы императорские покои пропахли гнусностью!
Видно, расценив реплику Филимонова по-своему, камергер добавил:
– Экипаж уже ждет вас.
Набросив на плечи плащ, Владимир Гаврилович вышел из квартиры.
У крыльца стояла запряженная шестью лошадьми карета, в какой обычно разъезжают важные сановники, с длиннобородым кучером в ливрее и двумя слугами. Карета золоченая, на дверях под большим окошком красовался фамильный герб.
Откуда-то из темноты выскочил высоченный гайдук в красной одежде и предупредительно распахнул дверцу перед вышедшими господами.
– Извольте.
Поблагодарив легким кивком, начальник сыскной полиции важно поднялся по опущенной подножке и плюхнулся на мягкие подушки, разложенные на сиденье. Внутри карета была выделана красным деревом с черными вставками, а дверцы с внутренней стороны обиты парчой. Это была одна из карет государя, сиживать в таком великолепии прежде Филимонову не доводилось.
– Вам удобно? – заботливо спросил камергер.
– Вполне.
Свернули на Невский прошпект, а оттуда по прямой добрались до Зимнего дворца. У входа, стоя с керосиновыми лампами, их встречали слуги в ливреях.
– Прошу!
Двери распахнулись, и Филимонов с камергером прошли по длинному коридору мимо караульного помещения, где стояло несколько гвардейцев, пытливо всматривающихся в каждого вошедшего, по неширокой боковой мраморной лестнице поднялись на второй этаж. Приостановившись у небольшой непримечательной двери, камергер коротко постучался и, расслышав в ответ значительное «войдите», произнес:
– Государь хотел переговорить с вами наедине.
– О чем? – оторопело спросил Владимир Гаврилович, тут же осознав нелепость вопроса.
Едва улыбнувшись, камергер произнес:
– Это вам скажет сам государь.
– Да, конечно, – соглашаясь, кивнул начальник санкт-петербургского сыска.
Камергер приоткрыл слегка дверь и произнес:
– Желаю удачи.
Мысленно перекрестившись, Владимир Гаврилович вошел в покои и тотчас увидел государя, стоявшего у высоких в венском стиле окон.
Это была его вторая встреча с императором. Первая состоялась так же в Зимнем дворце в Китайской комнате, стены которой были завешаны тканями из златотканых драконов. Тогда государь принимал его среди прочих чиновников, получивших значительное повышение. После того как император поздравил их с новым назначением, было устроено чаепитие. Чай пили из фарфоровых чашек; помнится, тогда он очень опасался, что уронит блюдечко из царской коллекции и разобьет его вдребезги. Тем не менее конфуза не произошло, и после милой беседы, продолжавшейся около часа, новоиспеченные высокие чины разошлись по своим управлениям в весьма благодушном настроении. Филимонов даже не предполагал, что государю в тот вечер он запомнится.
Поздоровавшись, император произнес просто:
– Присаживайтесь, Владимир Гаврилович, и чувствуйте себя посвободнее.
В этот раз разговор происходил в Охотничьей комнате. В меблировке преобладала светлая ольха, как поговаривали, одно из любимых деревьев государя. А вот массивное бюро на резных ножках в виде лап зверя сделано было из красных пород дерева.
От императора его отделял всего-то небольшой столик, вероятно, служивший для доверительной беседы, – протяни руку и можно дотронуться до его плеча. Только сейчас, находясь вблизи государя, Филимонов видел, как тот утомился: под большими грустными глазами намечались темные круги, а в густых разросшихся бакенбардах видна значительная прядь седых волос.
– Я вас пригласил для очень деликатного разговора, – негромко произнес государь.
– Я весь внимание, ваше величество.
– Мне бы хотелось быть уверенным, что наш разговор не выйдет дальше этих стен. Потому что речь пойдет о чести царской фамилии.
– Моя служба заключается и в том, чтобы хранить тайны, ваше величество.
– Я вам всецело доверяю, Владимир Гаврилович… Из будуара великой княгини Александры Иосифовны пропала икона Божьей Матери. Именно этой иконой мой покойный родитель Николай Павлович благословил моего младшего брата Константина на брак с принцессой Саксен-Альтенбургской.