Долгоруков замолчал и посмотрел на Густава.
– И вы все это собираетесь провернуть за десять дней? – недоверчиво спросил Густав.
– За две недели, – ответил Сева. – Десять дней дали мне вы.
– Верно. Я дал вам десять дней.
– С момента моего прибытия в Казань, – уточнил Долгоруков.
Густав опять промолчал. Похоже, он что-то прикидывал в уме. После чего произнес, снова перейдя на «ты»:
– Хорошо. Я принимаю твой план. Но ты возьмешь с собой в дело моего человека. И сам отдашь ему деньги. В России…
– Я работаю только со своими людьми, – перебил Всеволод Аркадьевич.
– Он будет присматривать за тобой…
– Но…
– …а если что-то пойдет не так, то он будет знать, что делать, – не обращая никакого внимания на его протесты, завершил свою мысль Густав и очень выразительно посмотрел на него. Было ясно, что в случае неудачи задуманного Севу просто убьют. Без всякого сомнения. Равно как и его друзей.
– Лука! – обернулся Густав в сторону двери.
Вошел Плотный. Тот самый, в очках с золотой оправой. «Первопрестольный Семен Семенович».
– Так его зовут Лука? – улыбнулся Всеволод Аркадьевич. – Весьма похоже. То есть принципы тверды, воля несгибаема, ну и немного замкнут.
– Именно так. – Густав все решил и не собирался медлить: – Лука, сегодня поедешь вот с этим господином в Россию, в город Казань. Этот господин задумал крупную финансовую аферу, в результате которой должен будет вернуть нам деньги. Триста шестьдесят тысяч. Через десять дней после приезда в город ты должен будешь сам получить деньги и привезти их мне. Если этого не произойдет – убей его и всех его подельников. Его – первым…
Всеволод непроизвольно сглотнул. В общем-то, получалось пока все, как и было задумано: Густаву предложение сделано, он его принял и дал для присмотра своего человека. Но вот угроза смерти, которая будет висеть, как дамоклов меч… Как быть с ней? А вдруг что-нибудь и правда пойдет не так? Или он не уложится в отведенные ему десять дней? Или не соберет в эти десять дней триста шестьдесят тысяч? Произойти может всякое. Но это «всякое» случиться не должно…
– Значит, конфликт исчерпан? – спросил Сева.
– Разумеется… Если вернешь деньги, – ответил Густав, плотоядно улыбнувшись.
– Я их верну, – заверил его Сева.
В ответ тот даже не кивнул…
* * *
Есть такое правило, что обратная дорога всегда кажется короче. Но иногда случается и наоборот.
Долгим, очень долгим показался Всеволоду Аркадьевичу путь из Цюриха до Казани. Возможно, дело было в нелюдимом попутчике, который всю дорогу молчал и тенью следовал за Севой. А может, дело было в мыслях, что не давали Долгорукову покоя: как оно еще получится в Казани, да и получится ли вообще?
Он превосходно знал, что сомневаться нельзя. Если ты сомневаешься в успехе, это значит, что вполне можешь проиграть. А боязнь проигрыша будет провоцировать сам проигрыш. «Нет, – думал он. – Все получится. Не может не получиться. Все продумано до мелочей, включая неожиданную болезнь и даже укус комара…» Еще никогда ни одна афера не задумывалась и не продумывалась таким тщательным образом. Впрочем, и угроза смерти еще не стояла у их изголовья столь явно и так настойчиво.
Нескончаемо тянулось время, когда он и приставленный к нему Лука пересекали несколько границ. Двое суток казались за четверо, когда они добирались до Москвы. Ночь, проведенная в поезде Москва – Нижний Новгород, вообще показалась Севе равной едва ли не неделе – так мучительно долго тянулось время и крайне медленно текли мысли. Даже те девяносто минут, которые имеются у пассажиров от времени прихода скорого поезда в Нижний до отправления парохода вниз по Волге, которых едва хватает, чтобы добраться, да еще с багажом, с вокзала до пристани, показались Севе, по крайней мере, несколькими часами.
До пристани добрались на извозчике. Спрашивать таксу не пришлось: на спинке сиденья была привинчена табличка, гласящая, что плата за проезд в обычные дни составляет 40 копеек, а в ярмарочные – цельных 50. Расплатился каждый сам за себя.
От Нижнего отходили три пассажирских парохода: «Отец», принадлежащий пароходному товариществу братьев Каменских, «Полюд» купца Любимова и третий с плохо различимым названием, к каковому была прицеплена арестантская баржа.
В одиннадцать отправлялся «Отец». К тому же он был более комфортабелен и обладал большей скоростью, посему Сева и Лука предпочли именно его.
«Отец» делал двадцать пять верст в час. Шел он плавно и спокойно, и если бы не всплеск воды, разрезаемой его носом и колесами, можно было бы еще сказать – бесшумно. Долгоруков и Лука стояли на палубе, и, казалось, это не пароход движется по Волге, а надвигается берег, плавно и ненавязчиво меняя свою панораму.
Знакомиться они ни с кем не стали, хотя между пассажирами первого и второго классов это происходит весьма быстро: прогулки по палубе и общий обед в пароходной столовой весьма способствуют такому сближению.
После Ярославля Волга широка. А после Нижнего Новгорода ее ширина едва не достигает версты. Издалека же все кажется красивым. И первым живописным местом после Нижнего оказался Печерский монастырь. Далее за версту стала обозримой Старо-Печерская слобода, расположенная на Дятловых горах, крутых и издалека зеленых. А потом пошли по правому берегу Волги десятки больших и торговых сел с храмами и тысячами жителей, мало уступающих таким городам, как Васильсурск и Козьмодемьянск, которые последуют далее по ходу парохода…
Первая остановка была в Исадах. Затем на протяжении 70 верст шли Фадеевы горы со множеством фруктовых садов, преимущественно яблочных, разросшихся на склонах. А к вечеру встали у Васильсурска, столице сурских стерлядей.
За Васильсурском потянулись громадные казенные леса в два миллиона десятин, которые Сева с Лукой наблюдали еще в первый путь. Через два часа встали у Козьмодемьянска и уже ночью пришли в Чебоксары, удачно миновав опасные яры. И если в первый путь Чебоксары открылись еще верст за восемь, то теперь они выскочили из-за крутого мыса как черт из табакерки. В последующие 125 верст до Казани «Отец», как и «Великая княгиня Мария Павловна», остановился лишь у Сундыря и Козловки.
В Казань прибыли в восьмом часу утра. «Отец» пошел дальше, держа путь в Каму и на Пермь, а путники взяли на пристани извозчика и отправились к Севе. Проживание в его доме тоже входило в пожелание Густава…
– Это Лука… Лука, – представлял Сева своего соглядатая попеременно Огонь-Догановскому, Африканычу, «графу» Давыдовскому и Ленчику. – В деле он будет вместе с нами…
Лука руки никому для пожатия не протягивал, да и среди товарищей Всеволода Аркадьевича желающих поздоровкаться с Плотным-«Первопрестольным» за руку не нашлось.