– Здравствуйте, присаживайтесь, – такими словами встретил его Яков Викентьевич.
– Благодарствуйте, – произнес Давыдовский и сел в кресло против стола Острожского.
– Итак, вас зовут Павел Иванович Давыдовский, – начал исполняющий должность полицеймейстера.
– Именно так.
– Ваш род занятий?
– Предприниматель, – таков был ответ.
– А на прежнее не тянет? – задал неожиданный вопрос Острожский и впился взглядом в лицо Давыдовского.
– Что вы имеете в виду? – нахмурился Павел Иванович.
– Я имею в виду ваше участие в клубе авантюристов и мошенников «Червонные валеты», – пояснил Яков Викентьевич.
– Нет, не тянет, – просто ответил Давыдовский.
– Что так? – как бы с участием спросил исполняющий должность полицеймейстера.
– Да так как-то, – с нескрываемой насмешкой ответил Павел Иванович. – Я ведь исправился.
Молчание в дознавательской комнате висело не менее минуты.
– Это хорошо, – произнес наконец Острожский.
Ему стало понятно, что доверительной беседы с господином Давыдовским не получится. Не выйдет даже обыкновенного разговора. И Яков Викентьевич, задав еще несколько вопросов чисто формального характера, отпустил Павла Ивановича на все четыре стороны.
Но Давыдовский пошел одной дорогой, которую избрал сам…
Самсон Африканыч Неофитов был весел, искренен и на вопросы исполняющего должность полицеймейстера коллежского советника Острожского отвечал охотно и вполне определенно.
Знал ли он о предстоящем разбойном хищении денег в Волжско-Камском коммерческом банке? Что за разговоры, конечно же, нет! А ежели бы знал, то собственными руками задушил бы и этого липового Фердинанда фон Геккерна, и того налетчика-громилу, что собирался украсть их доверенные два миллиона. А того, кто снял по аккредитиву и присвоил деньги, предназначенные для строительства железной дороги, которая связала бы «нашу родную Казань» с общей сетью железных дорог империи, он бы расстрелял на месте! Если, конечно, тот попался бы ему в руки…
– Вот так бы взял и расстрелял без всякого сожаления! – заявил он Якову Викентьевичу. – И пусть бы меня потом судили, наплевать. Главное, этот гад, который посягнул на мечту многих казанцев, задыхающихся без железной дороги, получил бы по заслугам!
– Вы уж что-то больно кровожадны, батенька, – заметил ему на это исполняющий должность полицеймейстера.
– Но ведь это же народные деньги, – чисто и ясно смотрел Африканыч в глаза Острожского. – Этот человек, что посягнул на них, просто враг народа! Вы найдете его?
– Надо полагать, он давно уже за границей, – ответил Яков Викентьевич.
– Значит, не найдете, – поник головой Неофитов. – Но вы хоть приложите усилия к его розыскам?
– Сделаю все, что от меня зависит, – заверил его исполняющий должность полицеймейстера, памятуя о том, что Африканыч является одним из главных организаторов клуба «Червонные валеты», и ни в малейшей степени не веря в его искренность…
– Чем вы намерены теперь заняться? – после нескольких ничего не значащих вопросов спросил Острожский.
– Да ничем, знаете ли, – ответил Самсон Африканыч. – Надо осмотреться.
– А организовать новое предприятие по строительству железной дороги уже более не желаете? – с некоторой усмешкой спросил Яков Викентьевич.
– После всего того, что с нами произошло? Упаси бог! – отмахнулся от предложения полицианта Неофитов. – Вообще, вести какие-либо коммерческие дела в России – большой риск. Слишком много развелось разного рода мошенников.
«Да вы и сами мошенник», – хотел было сказать Яков Викентьевич, но промолчал. И вместо этого задал следующий вопрос:
– А на какие средства тогда собираетесь существовать?
– У меня имеются кое-какие сбережения, – неопределенно ответил Африканыч.
– Остались с прежних времен? – с большой долей язвительности спросил Острожский.
Африканыч пристально посмотрел в глаза исполняющего должность полицеймейстера и коротко ответил:
– Именно. Насколько я понимаю, за одно и то же дело не судят.
– Вопросов к вам больше не имею, – заключил Яков Викентьевич и отпустил Неофитова…
С Севой Острожский беседовал последним.
– Вы, надо полагать, главный в вашей команде? – спросил Яков Викентьевич, поздоровавшись с Долгоруковым и предложив ему сесть.
– Вы имеете в виду наше бывшее акционерное предприятие? – ясно посмотрел тот в глаза полицианта.
– И это тоже, – медленно произнес Острожский.
– Ну, если вы таким образом ставите вопрос, – Всеволод Аркадьевич был серьезен и собран, – то я вам так же и отвечу: да.
– Значит, это вы затеяли «Акционерное общество Казанско-Рязанской железной дороги»?
– Спорить не стану, это была, в первую очередь, моя идея, – согласился Сева.
– Стало быть, и утрата, скажем так, банковского кредита лежит на вашей совести? – с любопытством посмотрел на него Острожский.
– В какой-то мере, – едва пожав плечами, снова согласился с исполняющим должность полицеймейстера Долгоруков. – Но в большей степени она лежит на совести того человека, который похитил эти два миллиона.
– Этим ответом вы желаете дать мне понять, что у вас имеется совесть, – медленно произнес Яков Викентьевич. – А позвольте полюбопытствовать, – он буквально вонзил свой взор в глаза Севы, – она у вас действительно есть?
– Есть, – после довольно большой паузы ответил Долгоруков, слегка помрачнев.
– Приятно слышать, – отвел свой испепеляющий взор исполняющий должность полицеймейстера. – А еще вопрос позволите?
– Да, конечно, – улыбнулся Сева. – Вы же, господин коллежский советник, меня сюда для этого и пригласили, так я полагаю?
– Совершенно верно.
– Тогда спрашивайте, – еще шире улыбнулся Долгоруков. – Не стесняйтесь!
– Благодарю вас, – сахарно улыбнулся в ответ Яков Викентьевич. – Так вот, вопрос мой очень прост: как вы, такой умный и опытный человек, позволили какому-то прохиндею обвести вас вокруг пальца?
– Хороший вопрос, – немного посмурнел Долгоруков. – И я отвечу на него тоже просто: значит, я не такой уж опытный и умный, как вы изволите обо мне выразиться.
– Вот как? – поднял брови полицейский. – А у меня относительно вас сложилось иное мнение.
– Оно ошибочно, – сказал Сева, – уверяю вас.
– Позвольте мне все же остаться при своем мнении, – сухо произнес исполняющий должность полицеймейстера.
– Да ради бога.
– Так что это, скорее всего, тот случай, когда говорят: «И на старуху бывает проруха», – сказал Острожский.