– А пошто у вас столько имен? – просто спросила Крашенинникова.
– Это такая итальянская традиция, – пояснил Массари. – В моем имени имена отца, матери, деда…
– Это так красиво звучит, – заметила вдовица. – Как в романах.
– Благодарю вас, – шаркнул ножкой Эдмонд Себастьян Карлос Мария.
– Чем вы занимаетесь здесь, у нас?
– Скучаю, – честно ответил Массари и несколько печально посмотрел на Крашенинникову. – Особенно не хватает женской теплоты и привязанности…
Купчиха быстро взглянула на Эдмонда Себастьяна:
– Вы, такой красавец мужчина, и скучаете? Да ни в жисть не поверю. Наверное, барышень подле вас не счесть.
Она была очень простой, эта Евдокия Мансуровна Крашенинникова (и это ему нравилось). Если бы не двухмиллионное состояние, с ней Эдмонд Массари заскучал бы, верно, еще больше. Но вот ее денежки… Они, а точнее, их количество, были совсем не скучными…
– А вот представьте себе, – сказал Массари. – Друзей-мужчин, – он посмотрел на Огонь-Догановского, – у меня много, а вот друзей-женщин у меня нет ни одной. А так хотелось о ком-нибудь заботиться, лелеять, обожать… Выплеснуть на кого-нибудь свой огромный запас нерастраченной нежности и ласки…
– Надо полагать, вам недолго будет не на кого выплеснуть ваш запас, – хитро щурясь, произнесла Крашенинникова. – Просто вы не искали никого для этого, ведь так?
– Возможно, вы и правы, – печально промолвил Массари. – Знаете, как-то неловко специально искать.
– Ну-у, – протянула вдовица, – так рассуждая, вы никогда не найдете себе… – Она задумалась, подбирая нужное слово, наконец, отыскала, – пассии.
– Да? – Массари убито уронил голову на грудь. – А вы?
– Что – я? – уперлась в него взглядом Евдокия Мансуровна.
– Вы не могли бы быть моей… моим другом? – поднял голову Массари и с надеждой и мольбой посмотрел на вдовушку.
Их взгляды встретились.
Надо сказать, что Евдокия Мансуровна, несмотря на свои миллионы, была женщиной отзывчивой и сердобольной. Она помогала своей многочисленной родне. Не оставляла вниманием и вспоможением двух племянниц покойного Родиона Степановича. Ее иждивением был сооружен придел Рождественской церкви во имя святых апостолов Петра и Павла, и церковь стала собором. На ее средства была отреставрирована рака с мощами великомученика Кирилла Белозерского в церкви Богоявления, и ее же иждивениями существовал сиротский приют на Рождественской улице. Помимо прочего, она всегда принимала участие в благотворительных лотереях, учиняемых городским головой и гражданским губернатором.
Словом, добрейшей души была женушка покойного купца Родиона Степановича Евдокия Мансуровна Крашенинникова, когда имела на то желание. А желание стать… другом красавца мужчины Эдмонда Массари пришло к ней тотчас, как только Огонь-Догановский представил его ей. У вдовствующей купчихи Евдокии Мансуровны тоже скопился изрядный запас неизрасходованной нежности и ласки, и она была совсем не прочь излить его на какого-нибудь галантного мужчину. То бишь выплеснуть, как выразился Эдмонд Себастьян Карлос Мария де Массари. И поэтому она, чуть помедлив с ответом (больше для порядка), негромко, но с чувством произнесла:
– Что ж, давайте попробуем.
– Как! – встрепенулся Эдмонд Себастьян Карлос Мария. – Это правда? Боже, я не верю собственным ушам! Вы – чудо!
Он схватил обе ручки вдовицы и принялся их целовать.
– Позвольте вас оставить, – галантно произнес Огонь-Догановский, в глазах которого давно прыгали искорки насмешки. – Меня, как вы сами понимаете, ждут мои ученики…
– Да, да, конечно, – проговорил Массари и даже присовокупил жест ладонью: иди, дескать, куда подальше и как можно побыстрее.
Огонь-Догановский уже открыто усмехнулся и пошел к своим ученикам. И Массари с госпожой Крашенинниковой остались одни в комнате.
– Вы знаете, я сразу вас заприметил, – едва не захлебнувшись от нахлынувшего восторга (такому непосредственному проявлению чувств Эдмонд учился возле зеркала около двух последних недель), выпалил Эдмонд Себастьян Карлос Мария. – И сказал себе: вот кто может стать тебе настоящим другом. Вот на кого ты можешь излиться всей полнотой своих чувств. И никогда не пожалеть об этом…
– Вы знаете, я тоже сразу обратила на вас внимание, – ничуть не жеманясь, что всегда нравилось Массари в женщинах, произнесла Крашенинникова. – Ведь в этом нет ничего худого, правда?
– Еще как правда! – радостно воскликнул Эдмонд, незаметно и с удовольствием оглядывая женщину. В ней действительно не было ничего худого. – Решительнейшая правда!
Скоро по Тобольску поползли слухи о том, что самая завидная в городе невеста, вдова Евдокия Мансуровна Крашенинникова, миллионщица, нашла себе жениха. И всякий раз говоривший при этом добавлял: ну, этого, смазливого и гривастого, нижегородского дворянина с итальянской фамилией, одного из тех девятерых, что сослали сюда из Первопрестольной за аферы, надувательства и мошенничества.
Ее предупреждали: не привечай его. Пожалеешь.
Евдокия Мансуровна в ответ лишь усмехалась.
Ее пугали последствиями: обдерет-де тебя, как липку, и бросит. И станешь ты, мол, посмешищем всего города и всей Тобольской губернии, а может, и всей Сибири, поскольку фамилия Крашенинникова была весьма известной во всем Сибирском крае.
Евдокия Мансуровна не желала слушать.
Ее натурально отговаривали от знакомства с «этим прохиндеем и явным женолюбом» и уж тем более от встреч с ним.
Евдокия Мансуровна вопреки всем появлялась вместе с Массари во всех людных местах. И не скрывала своего довольства.
А через три месяца «Тобольские губернские ведомости» в колонке «Местные новости» написали:
На днях в присутствии вице-губернатора камергера Двора Его Величества господина барона Альфреда фон Фультке, а также гостящей в нашем городе у своей тетушки гофмейстерины Двора Ее Императорского Величества госпожи Амалии Адамс и в присутствии господина полицеймейстера подполковника Дубивко господином Эдмондом де Массари была объявлена помолвка его и госпожи Евдокии Мансуровны Крашенинниковой.
В числе присутствующих на помолвке были замечены помощник губернского прокурора г. Усидчиков, городской голова Шаповалов, гласные городской Думы гг. Лыбин, Скрадчиков и Успенский; чиновник особых поручений при его превосходительстве генерал-губернаторе ротмистр Крузештерн; его преосвященство викарий Горгоний, иеромонах Савелово-Никитской пустыни Мегафон и настоятельница Свято-Успенского девичьего монастыря игуменья Феодора. Также со стороны невесты присутствовала многочисленная родня, а со стороны жениха – его московские приятели.
Свадьба г. Массари и г. Крашенинниковой намечена на время рождественских вакаций. Точную дату их венчания мы сообщим нашим подписчикам и читателям отдельно.