– Куды, барин? – спросил толстый кучер, покосившись на множество коробок.
– Вези на Моховую.
– Это мы мигом, – взмахнул он вожжами.
– Коробки поможешь разгрузить, так два алтына получишь.
– За такую монету, барин, я даже вас на себе довезу. Но-о, пошла!
Вскоре подкатили к нужному дому. Кучер, несмотря на свой немалый вес, проявляя расторопность, переносил громоздкие коробки в подъезд, где его встречал тощий взлохмаченный господин с впалой грудью, показавшийся Ануфриеву знакомым. Когда последняя коробка была аккуратно уложена, мило улыбаясь, тощий господин сказал:
– Вы можете уезжать, мы сами занесем коробки в номер к его сиятельству графу Демидову.
– Ну, как скажете, – буркнул купец и, повернувшись к возничему, застывшему в дверях с приклеенной улыбкой, спросил: – Ну, чего встал дурнем? Поехали в «Метрополь».
* * *
Вернувшись в гостиницу, Евдоким Филиппович решил также соблюдать траур, – хотя он пока и не княжеского звания, но в ближайшее время должен его заполучить. Опустил шторы, набросил на зеркало темную материю и помянул покойничков двумя стаканами водки. Скука была смертная! Промаявшись до вечера, откушал ухи из осетрины, опосля поел перловой каши с маслом и завалился на боковую.
Проснувшись утром, Евдоким Филиппович долго не мог понять, что происходит и где он находится: в комнате было темно, как в саркофаге. И тут он вспомнил, что вместе со всеми аристократами держит траур по убиенным. Отдергивать занавески не стал, уходить из комнаты тоже не решился, – право, как-то уж совестно перед покойниками будет.
Лишь когда совсем было невмоготу – посматривал через щелочку между портьерами, где улица продолжала существовать прежней жизнью: извозчики громко понукали лошадей, раздавались гудки проезжающих автомобилей, доносилась громкая крикливая речь. Помаявшись от безделья, Евдоким Ануфриев выпил три чашки чая с кренделями и отправился почивать.
На следующий день он проснулся в восемь часов. Траур был закончен. Не без удовольствия купец откинул гардины, залив солнечным светом комнату, и сладенько потянулся, – от предстоящего дня он ожидал только хорошего.
Одевшись в белый фрак, Евдоким, полный радужных надежд, вышел на улицу и, тотчас поймав извозчика (что посчитал весьма благоприятным знаком), направился к невесте. Надо было соболезнование высказать и вообще, скоро свадьба, а дело только до одного поцелуя и дошло. Надо действовать как-то посмекалистее, выбрать момент, когда княгиня останется одна, а уж там и на приступ можно пойти. Как-никак почти супруги!
Щедро расплатившись с «ванькой», Евдоким Филиппович купил незабудки на углу дома у крепко сбитой старухи, прошел в подъезд и в приятном предвкушении от встречи с невестой позвонил в дверь квартиры. Терпеливо выждал несколько минут, потом позвонил еще раз, более продолжительно. Опять тишина. Внутри зародилось беспокойство: «Что бы это могло значить?»
Отложив в сторонку цветы, решительно постучался в дверь. Опять никто не отозвался. Куда же это они запропастились? Потом заколотил громче, сотрясая кулаками дверь.
Неожиданно соседняя дверь распахнулась, и из проема показалась недовольная женская физиономия лет пятидесяти с взлохмаченными рыжими волосами:
– Вы чего тут колотите, мусье? Весь дом переполошили! Ежели вы так будете безобразничать, так я полицию вызову, – строго сказала женщина.
Евдоким Филиппович выглядел растерянным.
– Какую такую полицию? Я к своей невесте стучусь.
– К какой еще такой невесте?
– К княжне Марианне Глинской. Вот только чего-то она не открывает, боюсь, как бы дурного чего не произошло.
– Вы, похоже, молодой человек немного не в себе, – покрутив палец у виска, женщина с интересом посмотрела на Евдокима. – Здеся сроду никаких княжон не водилось. Уж я то знаю, как-никак лет тридцать в этом доме проживаю.
– Постойте, постойте, – перебил взволнованно Ануфриев, – как же не проживала? Я ведь к ней сюда уже десять дней как прихожу.
– Не знаю, куда вы хаживаете, мусье, а только княжон здесь отродясь не бывало.
– Может, вы чего-то путаете? Может, она сюда въехала недавно… Но точно вам говорю, что здесь проживала княжна… Высокая такая, с белой кожей, ямочками на щеках…
Женщина покачала головой, явно сочувствуя.
– Что за народ пошел, всему верят… Вы, поди, из провинции?
– Из Чистополя.
– Вот оно и видно, что из Чистополя. Вижу, что такого простофилю, как вы, провести раз плюнуть. А только это вовсе не княжна была, а девица Емелина. Девица без роду и племени, хотя на рожу-то она и ничего. Прожила у нас месяца три, а потом съехала куда-то. И не жилица она вовсе, а квартиру здеся снимала. Беда с ней была одна – платить не любила, деньги за квартиру постоянно задерживала, мужичков разных к себе водила… До самого утра оставляла. Видно, тем и жила. Девка она легкого поведения, в театре каком-то играла, а там все такие! Домоправительница не знала, что с ней и делать, совестить надоело. А тут вдруг расплатилась за все сразу и вчера съехала. Мой малец с дворником на пару помогал ей еще коробки в пролетку таскать.
– Да что же это такое делается-то! – в отчаянии произнес Евдоким Ануфриев.
– А коли не верите, так можете спросить у кого угодно. Птица она известная. Эта Емелина тут и трех месяцев не пробыла, а своими похождениями прославилась. Ох, молодой человек, как же это вас так угораздило? – сочувственно покачала женщина головой.
Махнув рукой, Евдоким Филиппович сбежал вниз.
– Вы бы цветочки-то забрали, – крикнула вслед удаляющемуся Евдокиму женщина, – чего же в уголке-то оставили?
Спустившись во двор, Ануфриев повстречал дворника, дядьку лет шестидесяти, степенно и как-то очень основательно размахивающего длинной метлой. Было видно, что каждый упавший с дерева лист и различный сор, залетевший случаем во двор, он воспринимал как личное оскорбление.
– Господин дворник, вы не могли бы мне сказать…
Дворник оперся на метлу, всем своим видом давая понять, что для обстоятельного ответа он готов прервать наиважнейшее занятие.
– Чего хотели, мил человек?
– Тут у вас в двенадцатой квартире барышня одна проживает…
– А вы кто для энтой дамы будете? – спросил дворник, грозно сведя брови.
– Жених я… Свадьбу мы хотели на будущей неделе сыграть, вот только она куда-то подевалась.
– Жених, стало быть, – хмыкнул весело дворник в поседевшие усы. – Много у нее вот таких женишков набирается. Едва ли не каждую ночь хаживают, да только все не женятся. Хе-хе-хе! Стало быть, вы первый…
– Позвольте, как вы смеете говорить так о княжне! – возвысил голос Евдоким.
– Вы, барин, по всему видать, спятили, – дворник даже на всякий случай отступил на шаг. – Сроду она не была княжной.