* * *
С Ксюшей пришлось повозиться. Поначалу она ни в какую не желала изображать из себя рано созревшую легкомысленную девицу, про которых говорят «из молодых, да ранних». В конце концов, Генка упросил Ксюшу «попробовать один раз, и все».
– Только один раз, обещаешь? – сдалась Ксюша на уговоры парня, ранее принявшего в её судьбе столько участия.
Ее задача состояла в том, чтобы строить глазки и охмурять клиэнтов, собиравшихся остановиться на ночь. Конечно, не каждого, а только тех, кто мог поддаться чарам молодой барышни.
Первого возможного «клиэнта» Генка отверг сразу. Это был средних лет приказчик, посланный хозяином в Москву для ознакомления с нужным товаром. Он хоть и был при деньгах, но вид имел благообразный и не стрелял глазами в Ксюшу, а просто-напросто спросил нумер и отправился спать. К тому же, судя по кольцу и фотографической карточке с изображением миловидной дамы с ребенком на руках, которую он несколько раз доставал из портмоне и любовно рассматривал, приказчик являлся примерным семьянином, и подбить его на измену дражайшей супруге представлялось безнадежным делом. Вследствие чего, войдя в буфетную, где постоялец закусывал бутербродами, Генка отрицательно мотнул головой, что означало: отбой! Ксюша в ответ незаметно кивнула и перестала улыбаться и светиться взглядом. Обаяние теперь надлежало приберечь и «включать» только в необходимых случаях.
На улыбку Ксюши и излучающий нежность и доброту взгляд клюнул коммивояжер из Саратова, некто Лев Михайлович Жаржевский. Он крепко задержался в дороге, посему до пригорода Москвы добрался уже в двенадцатом часу и решил заночевать в гостинице. Дядя уже спал, а поэтому принимал его и выделял нумер Генка. Он сразу заметил отсутствие кольца на безымянном пальце и несколько скучающий взгляд холостого мужчины.
– Устали? – участливо спросил Генка.
– Есть немного, – ответил Лев Михайлович.
– Может, перекусите с дороги? – предложил парень. – У нас здесь очень хорошая буфетная.
– Да? – пожал плечами Жаржевский. – Пожалуй, что не помешает.
Генка проводил его до нумера, а когда тот, переодевшись, вышел в коридор, довел его до буфетной.
– Вот, прошу вас, – вытянул он вперед руку, приглашая войти, и незаметно кивнул Ксюхе. Та точно так же кивнула в ответ.
Коммивояжер Жаржевский вошел – и с этого момента подпал под чары Ксюши. Вернее, у девушки неопытной и чары были не очень, но ежели очень приспичило, так подпадешь под самый незамысловатый шарм.
Буфетчица показалась Льву Михайловичу прехорошенькой. Впрочем, она и была таковой. К тому же в женщине, пусть даже молоденькой и неопытной, привычка очаровывать мужчин заложена самой природой (змея ведь тоже существо безгрешное, и яду она не выпрашивает: его она получает от рождения). И когда красота и очарование сливаются с обаянием, ни один мужчина устоять перед этим не может…
– Что желаете? – бархатно произнесла Ксюша и миловидно улыбнулась. – Устали, поди, с дороги.
– Есть такое дело, – улыбнулся в ответ Лев Михайлович.
– Тогда присядьте, – еще милее улыбнулась Ксюша. – Во-он за тот столик, – указала она на столик у окна. – Я сейчас вас обслужу.
Жаржевский прошел к столику и присел. До этого он успел несколько раз кинуть взор на грудь девушки, и она показалась ему совершенной.
«Вот бы потрогать ее, – подумалось Льву Михайловичу. – Верно, упругая! А еще лучше, поцеловать. Прямо в сосочек, который потом затвердеет, как… Ух ты, накатило!» – почувствовал он в своем организме значительные изменения.
Коммивояжер Жаржевский поерзал, устраиваясь поудобнее, а мысли его уже мчались далее, а фантазии становились все смелее. Что там какой-то девичий сосочек…
– Итак, мы можем вас угостить жареными фазанами, пастетом из гусиной печенки, расстегаями, пирогами с грибами и кашей, царской ухой, ежели пожелаете, отварной телятиной и фаршированной щукой.
– Вот! – воскликнул Лев Михайлович. – Щука будет в самый раз. Непременно фаршированная.
– Вино? – поинтересовалась Ксения.
– Нет, то есть, конечно же, да, – поправился Жаржевский, впавший в некоторое замешательство из-за чувств, бурливших внутри него. – Малага у вас есть?
Этот дворянский напиток в буфетной имелся. А как же без него! Без него и душистой мадеры и буфетная не буфетная, а просто столовая для неимущих граждан…
– Конечно, – при этих словах Ксения так посмотрела на коммивояжера, что его беспокойная плоть причинила ему неудобства еще на целый дюйм.
Кажется, девушка сама удивилась своему взгляду. Ведь он получился обещающим ласку, радость и наслаждение. Так иногда смотрят на мужчин женщины, когда хотят дать понять, что они абсолютно не против соития. То есть слияния тел, после которого следует наступление неги. Такой взгляд получился у нее впервые. Так Капа-Ксения еще никогда ни на кого не смотрела…
Щука была великолепна. С ядреным чесночком, свежей зеленью и хорошо проваренной кашей.
Лев Михайлович облизывал пальчики и все время посматривал на девушку. Иногда их взгляды встречались, и тогда Ксения загадочно улыбалась и не сразу отводила взгляд.
Последний посетитель, потягивавший пиво с раками за угловым столиком, напился и наелся и отвалил, торжественно и неспешно неся впереди себя живот, подобно тому, как грузчики носят особо ценные тяжелые вещи – наклонившись назад и мелко ступая раздвинутыми вширь ногами.
В буфетной, кроме коммивояжера и Ксюши, никого не осталось.
«А что, может, попробовать? – задал сам себе вопрос Лев Михайлович. – Девица явно мне симпатизирует, почему бы и не попробовать… К тому же молода, свежа. Не каждый день такая глазки строит».
Он дожевал и проглотил последний кусок фаршированной щуки, сделал большой глоток малаги и, немного помедлив, спросил:
– А вы не могли бы присесть со мной?
Вопрос не был из разряда неожиданных, но Ксюша все же вздрогнула. Не сразу, но она ответила:
– Да, пожалуйста… Если вы желаете.
Выйдя из-за стойки, она поправила на себе платье, тронула зачем-то наколку на голове и подошла.
– Присаживайтесь…
Жаржевский был сама вежливость и предупредительность:
– Что вы предпочитаете: конфекты или пирожные?
Ксения, всего-то несколько раз в жизни пробовавшая конфекты и лишь однажды эклеры, ответила:
– Пирожные.
– Прекрасно! Тогда прошу: принесите за столик четыре пирожных. Два мне и два себе.
– Благодарю вас, – ответила Ксения и, немного смутившись, вернулась в буфетную и принесла затем четыре пирожных на фарфоровом блюдце.
– Кушайте, что же вы, – произнес Лев Михайлович и принялся наблюдать за тем, как девушка, мелко откусывая, поедала пирожное. Когда она, кусая, показывала чистые белые зубки, коммивояжер все более и более возбуждался. Черт побери, до чего же она была хороша в этой своей девичьей непосредственности!