Седьмой год был много спокойнее предыдущих двух. Жалованье (гонорар, как негласно называлось месячное вознаграждение секретных сотрудников сыскного) Ренке шло по самому высшему разряду, чему способствовал в определенной степени полученный орден Станислава, а кроме того, Константин Дмитриевич поручал теперь Владимиру, как лучшему агенту, весьма увлекательные дела, которые другим агентам были не под силу.
Так, в самом начале девятьсот седьмого Ренке распутал таинственное дело исчезновения военного атташе Пруссии Зигмунда фон Зудоффа. Атташе исчез через неделю после празднования Нового, 1907 года, и полиция сбилась с ног, разыскивая его. По просьбе варшавского полицеймейстера, для которого разыскать фон Зудоффа (или его тело) стало делом чести, Владимир Ренке был прикомандирован к одному из полицейских участков, на территории которого пропал атташе. Работать ему пришлось с приставом Щелкаловым, с которым он быстро нашел общий язык, несмотря на почти двадцатилетнюю разницу в возрасте.
Четыре недели потребовалось Ренке и Якову Васильевичу Щелкалову, чтобы отыскать прусского атташе, который, оказывается, передавал военные секреты Пруссии России – вернее, не передавал, а продавал. Дело это вскрылось, из-за границы приехали двое ликвидаторов, чтобы расправиться с предателем, и у них едва не получилось исполнить задание в первый же день. От пули фон Зудоффа спасла случайность, а точнее, золотой портсигар, который он носил в нагрудном кармане.
После покушения атташе залег на дно: прятался у какой-то кокотки в предместье Варшавы, и его не могли найти ни свои, ни чужие. А вот Ренке – отыскал. Выискал лишь потому, что атташе за все время, пока он скрывался на квартире кокотки, все же дважды вышел из дома, и его опознали бакалейщик и лихач-извозчик, который подвозил его до табачного магазина. Влодзимеш сначала вышел на извозчика; потом, уже примерно зная, где искать пропавшего, но живого атташе, путем опроса вышел на бакалейщика – а уж затем была установлена слежка за всеми тремя домами, расположенными близ бакалейной лавки.
Скоро удалось выяснить, что у некой кокотки полусвета появился серьезный ухажер, который живет у нее на квартире и никуда не выходит. Мол, у них такая жуткая любовь, что они не могут прожить друг без друга и минуты. Сие известие навело Ренке и Щелкалова на размышления, а затем на верные заключения, в результате которых они оказались на квартире кокотки и встретились с живым и невредимым атташе, правда, крайне перепуганным.
Они связались с контрразведкой, передали его из рук в руки и доложили полицеймейстеру обо всем, что произошло с пруссаком. Начальник губернской полиции остался весьма доволен результатами (особенно тем, что атташе оказался живехонек), поблагодарил обоих и пообещал им скорейший отпуск – чего, кстати говоря, исполнено не было: обе фигуры, и пристав, и секретный агент, были людьми незаменимыми в своем деле. Потом Ренке был откомандирован обратно в сыскное отделение к Сысоеву, а пристав Щелкалов вернулся к своим обычным делам: ловить домушников и фармазонов и возвращать на каторгу беглых арестантов. С тех пор они не виделись, покудова на следующее утро после телефонного звонка Щелкалова Сысоеву двери кабинета частного пристава не открылись и в них не вошел молодой человек с проницательным взглядом, крепкой грудью и широкими плечами…
* * *
– Прибыл в ваше распоряжение, – Ренке улыбнулся и шутливо приложил к виску два сложенных вместе пальца. – Рад вас видеть, Яков Васильевич.
– Я тоже, – доброжелательно посмотрел на него Щелкалов и пожал протянутую руку.
Со времени разговора с генерал-адъютантом Фуллоном в девятьсот третьем году Влодзимеш Ренке из юноши превратился в статного крепкого мужчину и даже как-то заматерел, что для его возраста, в общем, было рановато. Очевидно, служба в полиции успела наложить на него определенный отпечаток: он раздался в плечах, значительно прибавил в весе, а возле губ появились две жесткие складочки, говорящие как о накопленном и используемом жизненном опыте, довольно горьком, так и о таких чертах характера, как решительность и упертость. Такие люди никогда не отступают от задуманного плана, идут к намеченной цели, не пугаясь преград, и держат данное слово.
– Вот, познакомься со своей фигуранткой, – произнес Щелкалов и положил перед Ренке фотографическую карточку Ольги Григорьевны фон Штайн.
– Интересная пани, – не сразу отозвался Владимир Августинович, глядя на фотографию.
– И это все, что ты можешь сказать? – с некоторым сарказмом спросил Щелкалов.
– Ну, а что еще можно сказать по фотографической карточке? – отозвался Ренке.
– И все же?
– Только предположения, – неопределенно ответил агент.
– Слушаю, слушаю тебя…
– Это женщина…
– Весьма дельно подмечено, – с улыбкой произнес Яков Васильевич.
– …в возрасте около тридцати лет, среднего роста, не кокотка, но не лишенная шарма доступности, а потому наверняка окруженная целой толпой воздыхателей и поклонников. Или была окружена. Несомненно, дама эта высшего света, однако может быть своей в любом кругу, включая оборванцев, беспаспортных и нищих…
– Точно! – сказал пристав Щелкалов. – Подельников для аферы в ювелирном магазине она подбирала себе в самом низкопробном ночлежном доме.
– Она среднего роста, прекрасно сложена, умна и обладает завораживающим взглядом… Возможно, училась музыке и хорошо играет на фортепьянах. По всей вероятности, знает несколько европейских языков. Так?
– Так. Все так, – довольно ответил Щелкалов (вот что значит настоящий профессионал своего дела!).
– Как ее зовут? – спросил Владимир.
– У нее много имен, – ответил пристав. – Последнее настоящее – Ольга Григорьевна фон Штайн. Она законная супруга генерала фон Штайна. Правда, в бегах.
– Особые приметы имеются? – поинтересовался Ренке.
– Никак нет, – с сожалением ответил Щелкалов и продолжил: – У нее большой чистый лоб, нос с небольшой горбинкой, чувственный рот. Каштановые вьющиеся волосы… Впрочем, – Яков Васильевич вспомнил про ее необычный взгляд, – глаза. Вернее, взгляд. Ты правильно заметил, что взгляд у нее завораживающий. Все свидетели как один утверждают, что взгляд ее обладает некоей магнетической силой, и ему трудно противостоять. Особенно мужчинам. А мужчины подмечают, что взгляд у нашей фигурантки блестящий и влажный.
– Влажный? – удивился Владимир.
– Именно, – подтвердил Яков Васильевич.
– Интересное сравнение. Хорошо, будем считать это особой приметой, – заключил Ренке. – А ее специализация?
– Специализация? Аферы и мошенничества. С большой, надо сказать, выдумкой, – добавил Щелкалов. – Здесь она весьма преуспела. Про Соньку Золотую Ручку слышал что-нибудь?
– Разумеется, – ответил Владимир Августинович.
– Ну вот, – кивнул головой Яков Васильевич. – Эта фон Штайн – ее последовательница. Возможно, даже почище ее будет.