– Стоп! – выкрикнул Паттерсон. – Перемотайте назад! Нет, дальше, дальше. Я не хочу смотреть на старуху, и на этого педика тоже. Вот!
Вот этот человек, и вот его жест. Он поднимает руку и касается двумя пальцами полей своей шляпы. И смотрит точно в объектив. Он шлет привет зрителям, как кинозвезда. И он действительно последнее время не сходил с голубых экранов.
Справа от него – Руби Уоллес. Личико у нее узкое, словно стиснутое косынкой, но по-прежнему привлекательное. Она не делает знаков, но в глазах ее читается укоризна – это если напрячь воображение. На ней серый плащ, под ним что-то белое; низа не разберешь за частоколом первого ряда.
Рахманов «упакован» в макинтош и шляпу. Так просто. И такая примитивная маска скрыла его в толпе? Но он сам сделал все, чтобы раствориться в ней, выбросив приманку – одежду и атрибутику неофашиста-неофаната. Пусть это не главный аргумент, но он сработал.
– Повторите этот кусок. Бис-бис! – Паттерсон дважды хлопнул в ладоши. – Только не спрашивайте, понравился он мне или нет. Я вас потом спрошу об этом!
Он обращался к стене у себя за спиной, но смотрел на оперуполномоченного ГРУ и буквально видел, как меняется текст на полицейской полосе. Титры. По ней шли титры: «В деловом костюме и с кейсом он – преуспевающий бизнесмен; на пороге учебного заведения – преподаватель; у дверей дипломатического ведомства – должностное лицо этого учреждения... У него сотни лиц. И у вас не будет повода усомниться в толпе, с которой он сольется. Он и есть толпа».
– Он издевается над нами, – разлепил губы Паттерсон. – Он обнаглел.
– Может, наглость и погубит его? – спросил Свитинг.
«Это вряд ли», – мысленно ответил ему Паттерсон и продолжил вслух:
– Вот как они выглядели. Как и пророчил нам полковник абд-Аллах. Они модно одеты и счастливы. И не похожи на беглецов. Я никогда не видел беглеца с выражением умиротворения на лице. Поэтому они просочились через наше сито. Но какова Руби Уоллес! Актриса, мать ее... Так сыграть в эфире! А ведь я поверил ей – одинокой, напуганной. Но, оказывается, она водила меня за нос.
– Добавить в ориентировки коррекционный текст?
– Какой?
– Ну, как еще они могут выглядеть.
Паттерсон хотел было взорваться, но усилием воли заставил себя остыть. Помогло ему справиться с собой нестареющее правило: досчитать до десяти.
– Нет. («Одиннадцать, двенадцать».) И еще раз нет. С этого момента никаких коррекций.
«Рахманов достал меня», – не без вздоха констатировал Паттерсон, вернувшись к себе в кабинет. Он снял трубку телефона и позвонил Джемалю.
– Ахмед, ты приступил к работе над?.. – Он выдержал паузу.
– Да, шеф.
– Отлично! Это я и хотел услышать. Завтра весь Лондон покажется ему с Гайд-парк!
Паттерсон прикрыл рукой уставшие от напряженного просмотра глаза, но то ли на обратной стороне век, то ли на самой ладони ожила картинка: Андрей Рахманов салютует ему по-военному (а может, и по-джентльменски), касаясь головного убора.
Они отошли от дома Ахмеда Джемаля на такое расстояние, чтобы, как показалось Руби, не потерять его из виду. «Кажется, – вспомнила она, – в квантовой физике есть понятие: предмет существует, пока на него смотришь, но стоит отвести от него взгляд, он исчезает». Опыт под названием «кошка Шредингера» показывает: некоторые события происходят только потому, что за ними наблюдают; если бы не было никого, кто их видел, они бы не существовали. Реальность и иллюзия. Рациональный подход к мирозданию.
– Что теперь? – спросила Руби. – Нам нужно переодеться. В этой одежде мы привлечем к себе внимание. Особенно я, мне кажется.
Андрей изменил облик Уоллес за несколько секунд, повернувшись к ней лицом и опустив кейс к ногам. Он завязал пепельную, отдающую синевой газовую косынку Руби так, чтобы закрыть лоб целиком и чтобы один конец ее получился намного длиннее, чем другой, и, заткнутый за ухо, превратился в вуаль, закрывшую нижнюю часть лица, – как частичка символа бесправия восточной женщины. Узел косынки оказался сбоку, но эта деталь не бросалась в глаза. Равно как и рыжеватые брови, скрытые за полупрозрачной маской.
– Твоя маскировка тенью ложится и на меня, – объяснил он.
Руби кивнула: «Тебе виднее».
День был в самом разгаре. Однако Уоллес, уставшая за последний час, как за смену на угольной шахте, не могла не спросить:
– Где мы заночуем?
– У меня есть еще два-три места в Лондоне, но, боюсь, они провалены.
– Цветы на окнах? – слабо улыбнулась Руби.
– Точно. На месте полковника абд-Аллаха я бы назвал явки Натану Паттерсону.
– И ты бы тоже так поступил?
– При одном непременном условии: когда под твоими ногтями уже торчит пара-тройка гвоздей, а палач готовится забить еще один. Беспредельного терпения не существует, оно живет только в героических романах. Под пытками человек не говорит правды только потому, что не знает правды. Впрочем, есть еще одно условие, и оно выполнено.
– Какое?
Ответом Руби послужила искренняя и чуточку загадочная улыбка Андрея.
– Ты руководствуешься правилом «поймай меня, если сможешь»?
Она как нельзя кстати припомнила название фильма с Леонардо Ди Каприо в главной роли. Фильм основан на реальных событиях из жизни молодого мошенника, обладающего искусством перевоплощения и подделывать документы. Агент ФБР «готов отдать все, чтобы схватить мошенника, но тот всегда опережает его на шаг, заставляя продолжать погоню».
– Можно и так сказать, – ответил Рахманов, улыбнувшись.
Руби вздрогнула. Когда и в какой момент он успел наклеить тонкие черные усики и узкую полоску, протянувшуюся от нижней губы до конца подбородка, а также изменить цвет глаз с помощью контактных линз, она не заметила. Но эти мелочи изменили его до неузнаваемости; сейчас ей улыбался совсем другой человек. Он и она теперь составляли мусульманскую пару, которых великое множество в Англии. Вот разве что традиционный макинтош придавал Рахманову английской чопорности.
– Возьмем машину напрокат, большую часть дня проведем в ней. Вечером я сделаю пару звонков своим друзьям в Белфасте.
– Они помогут нам с жильем?
– Да. Но мы остановимся в мотеле или гостинице.
– Ты не доверяешь своим друзьям?
– С врагом все ясно – он враг, а насчет друга нет уверенности: он может преподнести какой-нибудь сюрприз.
Вторая часть этой стратагемы звучала так: «Используй друга, чтобы убрать врага, а сам не применяй силы».
Андрей не стал откладывать это дело в долгий ящик и позвонил в Белфаст из таксофона; свой мобильный телефон, засвеченный одним-единственным звонком Натану Паттерсону, он оставил при себе в качестве телефонной книжки.