Почему он вспомнил эти детали сейчас, когда к нему явился неожиданный и незваный гость и ждал его за садовым столом? Макгрегор знал ответ: он растерялся и не знал, что делать, как поступить. На расстоянии он сочувствовал ливийцам, а встретившись с одним из них лицом к лицу, утратил присущее ему самообладание.
– Кто это? – спросил Патрик, влетая в столовую. – Снова спецслужба пожаловала?
– На этот раз нет. Это Салех ар-Рахман.
– Кто?! Тот самый...
– Да, тот самый.
– Отец, ты в своем уме?
– Молчать! – прикрикнул на зятя Макгрегор. И чуть смягчил тон: – Молчать.
К нему вернулось то первое острое чувство, когда он узнал ар-Рахмана. Тогда в его груди что-то перевернулось и он понял, что этот человек пришел дать ему ответ на вопрос, не дающий Стивену нормально заснуть вот уже больше двадцати лет. И еще острая мысль о старшей дочери: в этом году ей исполнилось бы сорок...
Стивен вернулся к гостям, забыв про угощенье.
– Откуда вы узнали мой адрес? – А про себя подумал: «Значит, вопрос, почему ар-Рахман пришел именно ко мне, отпадает. Интересно». – Можете не отвечать. Лучше скажите вот что...
– Я вам скажу, что не совершал терактов, в которых меня обвиняют. За ними стоят те же люди, которые взорвали «Боинг» в 1988 году. Я говорю о персоналиях, понимаете меня?
– То есть вы можете назвать имя человека, подложившего бомбу в самолет?
– Его зовут Натан Паттерсон. По его приказу агент МИ-6 Ахмед Джемаль взорвал 9 апреля этого года пассажирский поезд. Адская машинка находилась в сумке Мари Блант.
Слово взяла Руби.
– Послушайте-ка меня, Стивен, – начала она тоном, не требующим возражений. Она не стала баловать себя разнообразием и повторила то, что услышали от нее в полицейском участке сначала полицейские, а потом и сам Натан Паттерсон. – Сидели мы с подругой в ресторане. Оттянуться хотелось как никогда... Мари повезло в том плане, что лицом к Джемалю сидела она, а не я. Иначе с вами сейчас беседовала бы моя подруга...
Рассказ Руби со всеми подробностями занял не меньше сорока минут. В самом его начале к Стивену и его гостям присоединились остальные члены семьи Макгрегора – его жена, дочь и зять. Женщин больше всего сразил тот момент, когда Руби увидела по телевизору не тот фоторобот. Конечно, самым динамичным эпизодом стал поединок между агентами двух спецслужб: ливийской и британской... Закончила она словами:
– Вот поэтому на поиски меня и Андрея брошены все силы – ну там, полиции, разведки и контрразведки. Кстати, о втором теракте мы услышали на автозаправке в Локерби.
Макгрегоры переглянулись: о каком втором теракте говорят эти люди? И – как один – бросились в гостиную к телевизору.
Лондон
Имея в распоряжении номер телефона Андрея Рахманова, Паттерсон обрел уникальную возможность заполучить его контакты – по входящим и исходящим звонкам сотового оператора. Один из номеров телефона принадлежал Фаруху Баширу. Кто он такой, Паттерсон узнал из доклада Шона Свитинга, запросившего у контрразведки МИ-5 досье на Башира. А началось все с обращения Свитинга, положившего перед начальником распечатку контактов. Обратив внимание шефа на столбец «время», Свитинг сказал:
– Рахманов звонил этому абоненту ровно за сорок пять минут до другого звонка.
– Руби Уоллес позвонила мне, – быстро сориентировался в таблице Паттерсон. – А кому звонил Рахманов?
– Абоненту по имени Фарух Башир.
– Сириец?
– Черт его знает.
– Ну так узнай!
Итак, из досье МИ-5 стало известно следующее. С 2001 года Фарух Башир, ливиец по происхождению, подозревался в связях с террористической организацией с мирным названием «Люди будущих поколений», однако веских доказательств этому у контрразведки не нашлось – по причине консервации этой и ей подобных организаций. То есть налицо группа людей, объединенных одной целью, ничего противоправного они не совершают, но могут совершить в час икс. Проблема в том, что предъявить обвинения такой группировке невозможно. На вооружении спецслужб остаются только нелегальные методы борьбы под названием прессинг, прессинг и еще раз прессинг.
– Фарух Башир женился на девушке по имени Ишбел, они ждут ребенка.
Еще несколько скучноватых деталей, и Паттерсон прервал помощника:
– Довольно, Шон. Не теряй времени и отправляйся к Баширу, тащи его...
– В «нижнюю цитадель»?
– Туда ему еще рановато. Посмотрим, что он нам сообщит.
Допрашивать Башира шеф отдела поручил Джемалю. Два араба быстрее найдут общий язык, рассудил он. За ходом допроса он следил из смежной комнаты, в которой было несколько душновато, что заставило Паттерсона приоткрыть дверь и пустить заодно немного коридорного света.
– Фарух, о чем ты говорил с ар-Рахманом? Но прежде давай выясним: ты знаешь, о ком идет речь?
– Да.
– «Да»? Вот так просто? То есть ты односложно отвечаешь на вопрос о том, знаком ли ты с террористом, взорвавшим пассажирский поезд, убившим тридцать мирных жителей?
– А мне что, надо было вздрогнуть и пуститься в пространный рассказ о нем? О да, я знаю этого проклятого террориста, взорвавшего пассажирский поезд!
– Вижу, ты знаешь его. Это я и хотел услышать. Так о чем ты говорил с ар-Рахманом при встрече?
– О том, чтобы тот выбросил всю дурь из своей головы.
Дальше Фарух посвятил Джемаля в интимно-лирические детали: он принял предложение ливийца только по одной причине – сказать ему, что он завязал. У него семья, молодая жена ждет ребенка. Хватит, он натешился «играми патриотов». Он по-настоящему проникся чувством к стране, которую еще кельты назвали туманным Альбионом (Горный остров). Он влюбился в ее вечно дождливую погоду, не подозревая, правда, что эта любовь – продолжение его искренних чувств к коренной англичанке, ставшей его женой.
По его словам, он приветствовал Рахманова за руку. И первым, нарушая систему подчинения младших старшим по положению, заговорил о деле; свое он посчитал приоритетным – даже не зная, с какой просьбой к нему обратится ар-Рахман, и этот факт для него стал решающим.
– «Я теперь свободный человек», – сказал я ему. Ар-Рахман перебил меня: «Правда? Значит, именно так выглядят свободные люди? Так, как ты, – через мгновение добавил он. И продолжил с издевкой: – Значит, ты завязал. Тебя исключили из экстремистской группировки и только что не сделали запись в твоем трудовом листе: по собственному желанию. Как же тебя отпустили?» Я ответил: «Легко», – посчитав вопрос неуместным. Рахман сказал буквально следующее – и снова с издевкой, его слова запали мне в память: «Демократия невозможна в отдельно взятой террористической группировке, готовой по моему приказу превратить жилой лондонский квартал в арену боевых действий. В тот момент тебе явилась дева-демократия в белых одеждах и всплакнула, уподобившись Александру Македонскому: ей уже нечего завоевывать. Но все, что ни делается, к лучшему: мне нужен именно свободный человек, не обремененный служебными обязанностями, с кучей времени. Поработай на меня в качестве свободного агента, Фарух, а я тебе щедро заплачу». И тут ар-Рахман написал на пачке сигарет какое-то имя. Я замотал головой: «Не хочу знать, кто этот человек и что тебе от него нужно. Меня ждут дела, Рахман, и они не имеют ничего общего с твоими интересами в этой стране». – «В этой, – акцентировал он. – Но не в твоей. Ступай, Фарух. Только не будь самонадеян: ты свободен, но не прощен». Я развернулся и пошел прочь. Все.