Розовый рассмеялся:
– Сейчас – самое время. Ты что, никак не вспомнишь ее? – И он вернул меня в день нашего знакомства: – Девятиэтажка, «13 стульев», фирменное пиво за знакомство, курить мы выходим на улицу, – с нажимом закончил он.
Ну конечно… Я испытал облегчение, как будто все эти дни только и думал о той обидной, мелочной ситуации и строил планы мести. А вот эту острую ситуацию, подготовленную моим новым приятелем Розовым, неожиданно для себя воспринял спокойно, может быть, потому, что выход из нее был только один. Я столкнулся как раз с такой задачей, у которой было только одно решение. И на Розового я посмотрел иначе, уже во второй раз за сегодняшний вечер: он для меня старался. Это он строил планы мщения и осуществил их в одиночку, избавив меня от рискованного процесса охоты. Эта спутанная женщина – его дар мне, человеку, который был сильнее его. Он принес ее в жертву мне, как если бы я был богом. А сам он был ангелом? Нет, нет, нет – он был человеком, неожиданно вспомнившим, что его далекие предки были животными.
– Она напугана. – Я все же попытался найти второе решение. – Она никогда никому ничего не расскажет.
Ольга впилась в меня глазами. Я стоял в рассеянном свете габаритных огней, и этого света ей вполне хватало. Мало того, был уверен я, – зрение ее обострилось, равно как и остальные чувства. Особенно – самосохранения: я для нее был последней надеждой. Она даже закивала головой, подтверждая мои слова: она никогда ничего никому не расскажет. Могила. И стала жалкой-жалкой до отвращения. Своей ложью она спасала свою жизнь. Когда она спасет ее, она загубит две наши, позабыв все свои клятвы, потому что она будет далеко от этой страшной для нее ситуации как во времени, так и в пространстве.
– Какого пальца на руке тебе не жалко? – спросил я, играя желваками и особо не настраиваясь на предстоящую операцию. И потребовал у Розового нож. Он ткнулся мне в ладонь удобной прорезиненной рукояткой. Ногой я перевернул девушку на живот и прижал к земле коленом. Руки у нее были заведены за спину и перемотаны скотчем и успели затечь.
– Пошевели пальцами, – снова потребовал я.
Она выполнила приказ.
– А теперь пошевели пальцем, который тебе не жалко. Если не сделаешь, я отрежу тебе все пальцы!
Ольга пошевелила мизинцем левой руки. Оптимальный вариант. Не она первая, не она последняя, кто делал выбор в пользу самого маленького и самого бесполезного пальца на «нерабочей» руке. Но боли в нем было столько же, сколько и в любом другом; боль нужно было просто освободить из него.
Меня подбодрил одобрительный взгляд Розового, и я избавился от последней капли сомнений.
Под рукой не было ничего, что могло бы заменить разделочную доску, и мне пришлось отрезать палец, крепко ухватившись за него левой рукой. Мне казалось, он поддастся легко, как куриное крылышко. Но не тут-то было. Я искромсал его до кости, пытаясь отсечь его по второй фаланге. Кровь хлестала из ран, как будто я перерезал жертве вену. И сама жертва начала отчаянно мешать мне. Она извивалась подо мной, дергалась всем телом, поскуливала, а для меня уже не была человеком, но жертвенным животным, может быть, скотиной.
– У тебя есть в машине плоскогубцы?
– Откуда я знаю, что там есть, – чуть нервно ответил Розовый. – Я угнал ее.
– Ну так посмотри!
Он пошарил в багажнике и нашел плоскогубцы. А я нашел другое решение. Зажав истерзанный палец плоскогубцами, я что есть силы сдавил их ручки, раздробив мизинец. Повторил операцию еще раз, принося жертве невероятные страдания; она визжала и мотала головой с таким напряжением, что носом у нее пошла кровь. Я изуродовал ей еще три пальца, и только когда исступление стало сползать с меня старой змеиной шкурой, я увидел, что она лежит подо мной без сознания.
Вид крови жертвы, ее страдания пробудили в Розовом звериный инстинкт, однако мысли у него по-прежнему были человеческими. Он раздул ноздри и, разрезав окровавленным ножом путы на ногах официантки, бросил мне:
– Можешь остаться, а можешь погулять.
Я отошел в сторону, на ходу вытирая руки носовым платком. Розовый привел жертву в сознание быстрее, чем я ожидал. Поставив ее на колени и ударив по голове несколько раз, выкрикивая что-то при этом, он задрал на ней юбку, ножом разрезал трусы. Он вошел в нее глубоко и резко, еще пара движений, и он дернулся в оргазме, громко застонав. И это был неудивительно: он мог кончить только от одного желания, не снимая своих штанов.
Я несколько раз затянулся сигаретным дымом и подошел к Розовому. Он избегал моего взгляда, как будто это мы с ним вставили друг дружке.
– Трахнешь ее?
Я согласился, поскольку был возбужден не меньше Розового. Я занял его место, пачкая колени о траву. Розовый мешал мне кончить, стоя у меня за спиной; он только что не гладил меня по спине, а дай ему волю – трахнул бы и меня. Я провозился с ней не меньше пяти минут, и это был лучший секс в моей жизни. И вдруг я подумал, что в следующий раз…
От этой странной мысли меня отвлекла сама Ольга. Она вдруг вскочила на ноги… Ей надо было бежать в темную сторону, но она выбрала светлую. В свете габаритных огней машины она на ватных ногах пробежала шесть или семь метров. Я свистнул ей вдогонку. Розовый поднял с земли камень с острыми краями и, не целясь, бросил в нее. Она упала. Розовый подбежал к ней и добил несколькими ударами того же камня по голове.
Потом мы бросили ее в яму… Вымылись в реке. Яркое пламя подожженной машины освещало нам путь. Я отвез Розового домой. Сочные и острые события этого вечера я помнил до мелочей, а вот что я сказал Розовому на прощанье, вспомнить не мог. Кроме рукопожатия и «до завтра» были еще какие-то слова, потому что в память мне врезалась расцветшая улыбка на лице товарища, с которым нас теперь навеки повязала пролитая нами кровь человека. Потом я вспомнил эти слова Розового: «Было бы странно снова жить прежней жизнью».
Домой я приехал далеко за полночь обновленным. Однако события этого вечера круто изменили ход моих мыслей. Я был в начале нового пути. Кто знает, может быть, насилия над другим человеком мне и не хватало и объясняло мое смурное настроение, вечное недовольство всем и всеми и стремление к неизвестному. Во всяком случае, убийство стало для меня отдушиной и дало выход новым чувствам и стремлениям. Стремился ли я к очередному убийству? Пока что я переживал первое, и мне этого настроения хватало за глаза.
Назавтра мы с Розовым встретились у него дома. Мы говорили только на одну тему. Впрочем, косвенно на эту тему говорили многие: к месту пожара в Горенском лесопарке прибыли пожарные. Они залили и затоптали все вокруг объекта, окончательно похоронив следы преступления».
Я встретился со своим осведомителем на Красной Пресне, где больше ста лет тому назад в дни Декабрьского восстания шли ожесточенные бои. Я приехал на место встречи на четверть часа раньше, не торопясь и дважды проверившись – не тащу ли за собой хвост. Устроившись на лавочке, я стал изучать функции моего мобильника, как будто другого места и другого времени на это у меня так и не нашлось. Место встречи со своим агентом я выбрал потому, что в отделе внутренних дел по Пресненскому району работал мой товарищ по ГРУ Виталий Аннинский. Он мог меня прикрыть в случае надобности.